Все дороги ведут в Рим. Древняя поговорка отразила то, чем Рим был для античной цивилизации, а был он самым великим городом. С той поры очень многие дороги цивилизации уже вели — из Рима. И дажа гордая Москва устами своих идеологов провозгласила себя Третьим Римом, а "четвёртому не быть".
Крупный советский историк античности Мария Ефимовна Сергеенко (1891-1987) написала о Риме с точки зрения повседневной жизни жителей. Книга вышла в 1964 г. Это было время очень идеологизированное, темы быта не приветствовались. Но ведь что такое быт? Быт — это условия жизни человека, её уклад. Говоря современным языком, уровень и качество жизни. По этим показателям древний Рим остался непревзойдённым до сего дня.

Мария Ефимовна Сергеенко. Жизнь Древнего Рима. Очерки быта (1964).

Отрывок

Он был один; был про­сто город.
А. Твар­дов­ский

Его так и зва­ли про­сто «горо­дом», и когда про­из­но­си­ли сло­во «urbs», все пони­ма­ли, что речь идет о Риме. Чуже­стран­цы, побы­вав­шие в этой сто­ли­це мира, с вос­тор­гом рас­ска­зы­ва­ли сво­им зем­ля­кам о вели­ко­леп­ных зда­ни­ях, пора­жав­ших и обду­ман­ной сме­ло­стью замыс­ла и несрав­нен­ной рос­ко­шью отдел­ки, о вели­ча­вых фору­мах, о три­ум­фаль­ных арках, кото­рые спо­кой­но и неопро­вер­жи­мо повест­во­ва­ли о победах и заво­е­ва­ни­ях Рима. Отго­ло­сок это­го вос­тор­жен­но­го изум­ле­ния слы­шит­ся в эпи­те­тах, сопро­вож­даю­щих его имя: «золо­той», «веч­ный». Стран­ным обра­зом послед­ний из них сохра­нил свою силу. Рим был взят и раз­граб­лен вар­ва­ра­ми; его ули­цы зарос­ли тра­вой, на его фору­мах пас­лись коро­вы; хра­мы и двор­цы пре­вра­ти­лись в раз­ва­ли­ны, но в мучи­тель­ном гро­хо­те сред­не­ве­ко­вой воен­ной воз­ни, сре­ди бес­тол­ко­вой раз­дроб­лен­но­сти фео­даль­но­го мира гла­за людей неиз­мен­но обра­ща­лись к это­му было­му сре­дото­чию зем­но­го могу­ще­ства. Даль веков скры­ла тем­ные и страш­ные сто­ро­ны антич­но­го Рима: он казал­ся сим­во­лом государ­ст­вен­ной мощи, обес­пе­чив­шей мир и бла­го­ден­ст­вие сво­им под­дан­ным; для людей, толь­ко нака­нуне узнав­ших, что такое азбу­ка, он был оби­те­лью, откуда лил­ся свет про­све­ще­ния и разу­ма.
Со вре­мен Воз­рож­де­ния Рим стал вели­кой шко­лой, куда при­хо­ди­ли учить­ся худож­ни­ки, поэты, уче­ные. В Риме хоро­шо было зани­мать­ся не толь­ко древ­ней исто­ри­ей; исто­рия здесь сбра­сы­ва­ла с себя школь­ное и книж­ное оде­я­ние; она вхо­ди­ла в сего­дняш­ний день как живое вче­ра: язы­ком раз­ва­лин, кам­ней и над­гро­бий Рим рас­ска­зы­вал, чего достиг­ло про­шлое, на чем оно спо­ткну­лось, решать какие зада­чи оста­ви­ли пред­ки сво­им отда­лен­ным потом­кам. А нача­ло вовсе не пред­ве­ща­ло этой буду­щей сла­вы. На вер­ши­нах несколь­ких хол­мов в бес­по­ряд­ке сто­я­ли хижи­ны, спле­тен­ные из вет­вей и обма­зан­ные гли­ной. Столб в середине хижи­ны под­дер­жи­вал соло­мен­ную или трост­ни­ко­вую кры­шу; дым от оча­га выхо­дил в отвер­стие над две­рью, над кото­рой при­ла­жи­ва­ли ино­гда навес. Очаг был пере­нос­ной, а в камен­ном полу были про­руб­ле­ны канав­ки для сто­ка воды. Место, где устро­и­лись эти древ­ние посе­лен­цы, пред­став­ля­ло собой пута­ни­цу овра­гов, лож­би­нок, забо­ло­чен­ных низин и мел­ко­вод­ных речу­шек, сте­кав­ших с хол­мов, амфи­те­ат­ром рас­по­ло­жен­ных на левом бере­гу Тиб­ра. Стра­бон, раз­мыш­ляв­ший о том, какие эко­но­ми­че­ские пре­иму­ще­ства это­го места содей­ст­во­ва­ли воз­вы­ше­нию Рима, выра­зи­тель­но под­чер­ки­ва­ет, что было оно выбра­но не по трез­во­му уче­ту его выгод, а по необ­хо­ди­мо­сти. Хоро­шие места были заня­ты, при­хо­ди­лось доволь­ст­во­вать­ся тем, что оста­ва­лось. Мож­но, одна­ко, пред­ста­вить себе, что в этой мест­но­сти при­вле­ка­ло древ­ней­ших насель­ни­ков: хол­мы, пусть и невы­со­кие (одни — немно­гим выше 50 м, дру­гие — немно­гим ниже), ино­гда кру­тые и обры­ви­стые, были все же есте­ствен­ной кре­по­стью, а забо­ло­чен­ные лож­би­ны, пре­вра­щав­ши­е­ся ино­гда в насто­я­щие болота, дела­ли эту кре­пость еще надеж­нее. Кру­гом рос­ли леса и били клю­чи; чистая вода, мате­ри­ал для постро­ек, топ­ли­во и дичь были под рукой. Воз­ле про­те­ка­ла боль­шая судо­ход­ная река: лег­ко было под­нять­ся вверх и спу­стить­ся вниз; мож­но было и завя­зать тор­гов­лю с кем нуж­но; мож­но было при слу­чае орга­ни­зо­вать и раз­бой­ни­чий набег.
В VII в. до н. э. насе­ле­ние этих посел­ков, жив­ших совер­шен­но обособ­лен­но, нача­ло объ­еди­нять­ся, и в VI в. под вли­я­ни­ем и под вла­стью этрус­ков Рим стал уже насто­я­щим горо­дом. Он рас­тет; сна­ча­ла центр неза­мет­ной стра­ны, он ста­но­вит­ся сто­ли­цей мощ­но­го государ­ства и, в кон­це кон­цов, сто­ли­цей миро­вой дер­жа­вы. И те пре­иму­ще­ства, кото­рые при­вле­ка­ли древ­ней­ших насель­ни­ков к этим хол­мам и низи­нам, ока­зы­ва­ют­ся теперь недо­стат­ка­ми. Хол­мы кру­ты, на них труд­но взби­рать­ся; несмот­ря на все работы по осуш­ке забо­ло­чен­ных мест, кото­рые нача­лись еще до Тарк­ви­ни­ев, маля­рия не пере­во­ди­лась в горо­де и каж­дую осень соби­ра­ла обиль­ную жат­ву; ули­цы узки и кри­вы; «при всем сво­ем могу­ще­стве рим­ляне не могут их выпря­мить», — ядо­ви­то заме­тил Дио­дор. Эти ули­цы, улоч­ки и пере­ул­ки вьют­ся в доли­нах, караб­ка­ют­ся на хол­мы; в этой пере­пле­таю­щей­ся сети нет ни систе­мы, ни поряд­ка: «самый бес­по­рядоч­ный город в мире», — ска­жет А. Боеци­ус, круп­ней­ший зна­ток антич­но­го гра­до­стро­и­тель­ства.
Рим­ляне позд­ней­ше­го вре­ме­ни испы­ты­ва­ли неко­то­рое сму­ще­ние от этой «бес­пла­но­во­сти» сво­его горо­да и объ­яс­ня­ли ее спеш­кой, с кото­рой он отстра­и­вал­ся после страш­но­го галль­ско­го погро­ма (390 г. до н. э.). Цице­рон с доса­дой про­ти­во­по­став­лял широ­кие, хоро­шо рас­пла­ни­ро­ван­ные ули­цы Капуи жал­ким улоч­кам Рима. А к этим искон­ным недо­стат­кам при­со­еди­ни­лись новые, посте­пен­но созда­вае­мые исто­ри­че­ской обста­нов­кой.
Зна­че­ние Рима рас­тет, и насе­ле­ние его уве­ли­чи­ва­ет­ся; Рим при­тя­ги­ва­ет к себе людей ото­всюду — с жильем ста­но­вит­ся труд­но; квар­тир не хва­та­ет и стро­ить­ся негде. Отсут­ст­вие таких средств сооб­ще­ния, каки­ми рас­по­ла­га­ем мы, дела­ет невоз­мож­ным воз­ник­но­ве­ние при­го­ро­дов, окру­жаю­щих наши боль­шие горо­да. Те, кто сво­им трудом зара­ба­ты­вал себе хлеб, кто был свя­зан с государ­ст­вен­ной, судеб­ной или дело­вой жиз­нью, вынуж­де­ны жать­ся к местам, где мож­но най­ти работу и сбыт про­дук­там этой работы, где нахо­дят­ся офи­ци­аль­ные учреж­де­ния и совер­ша­ют­ся тор­го­вые и денеж­ные опе­ра­ции. Для чело­ве­ка бога­то­го необ­хо­ди­мо­сти тут, прав­да, нет: он обза­ведет­ся «вось­мью лад­ны­ми моло­д­ца­ми», кото­рые и про­не­сут сре­ди рас­сту­паю­щей­ся тол­пы его носил­ки, где «он будет читать, писать или спать и при­будет на место рань­ше пеше­хо­дов», но ремес­лен­ник, мел­кий тор­го­вец, кли­ент о таком спо­со­бе пере­дви­же­ния и меч­тать не может. И Рим уже в кон­це рес­пуб­ли­ки и еще отчет­ли­вее при импе­рии рас­па­дет­ся на две части: Рим хол­мов и Рим низин, лежа­щих меж­ду эти­ми хол­ма­ми. Они во мно­гих отно­ше­ни­ях непо­хо­жи один на дру­гой. Воздух на хол­мах здо­ро­вее и чище («col­les sa­lu­ber­ri­mi» — «хол­мы очень здо­ро­вые», — ска­жет Цице­рон), там мно­го садов и пар­ков, тор­гов­ля жмет­ся в сто­ро­ну, и хозя­е­ва­ми здесь особ­ня­ки (do­mus), при­брав­шие для себя пло­щадь, кото­рую надо высчи­ты­вать в гек­та­рах. Здесь живут люди, кото­рым слу­ча­ет­ся взой­ти на импе­ра­тор­ский пре­стол, пер­вые санов­ни­ки государ­ства, пред­ста­ви­те­ли ста­рых ари­сто­кра­ти­че­ских родов, обла­да­те­ли огром­ных состо­я­ний — те, кто хочет и может обес­пе­чить себе тихий досуг вда­ли от тор­го­вой тол­кот­ни, от крик­ли­вой, шум­ной и дея­тель­ной суе­ты улиц, про­ло­жен­ных в низи­нах.