Вы готовы? Выборная кампания в Госдуму в 2021 году, новая президентская — в 2024-м… Котёл политической жизни закипит так, что крышка будет плясать, как танцевальный ансамбль. Вы готовы — не растеряться, не поддаться на обман и провокации, разного рода слухи и фейки, а главное — не попасть под влияние ЛОМов ("лидеров общественного мнения" — так говорят)? Такие ЛОМы появятся. Они уже прошли апробацию, и сценаристам видно, кто удачно выступает на публичном помосте, кто — не очень. Некоторые начинают уже заполнять телевизионные студии и навешивают нам с завидной упёртостью свои протухшие идеи. Но вы — именно вы — поняли, что эти идеи протухли? Обойдёмся пока без имён в данном случае.
Именно поэтому я обращаю внимание на книгу Николая Яковлева, за которую его некоторые представители ещё советской идеологической номенклатуры обозвали "черносотенцем". Книга называется "1 августа 1914". Автор "всего-навсего" попытался поглубже копнуть и выяснить причины и виновников, приведших Россию к революционной катастрофе. Однако, история революции повторяется, и не только в виде фарса. Чувствуете гарь от революций в Грузии, на Украине, в Армении, Беларуси? Ветер раздувают в нашу сторону. Затишье — перед бурей. Вннимательно смотрите, кто раскачивает.
Ещё одна книга Н.Н. Яковлева — "ЦРУ против СССР". Она тоже вызвала недовольство той же номенклатуры. Ему даже отказывали в праве называться историком. Однако, то, о чём предупреждал Николай Николаевич Яковлев — подтвердилось и сейчас подтвержается, а то, о чём писали казённые историки, — оказалось пропагандой.
Почитайте эти книги накануне предвыборных кампаний.
Итак, один из методов политической борьбы — выдвижение ЛОМов. ЛОМ и есть лом. С помощью ЛОМов происходит дискредитация — не просто критика недостатков, упущений и даже преступлений, а именно полная дисредитация с целью морального уничтожения — действующей власти. Намазать на воротах власти чёрные смоляные кресты. Без всякого разбора. На помойку истории!
А что просиходит после этого? Что происходит после этого — всегда? Об этом новые ЛОМы молчат. Об этом — именно об этом — честно пишет Н.Н. Яковлев, раскрывая их карты.
… На днях на президентском Совете по правам человека прозвучало предложение поставить на проспекте Сахарова в Москве памятник академику А.Д. Сахарову. Академик Сахаров — один из ключевых символов "демократического движения" в СССР периода Перестройки. Академик, один из создателей водородной бомбы… И против политического строя! Как же его не поддержать!? Такой строй не имеет право на существовавние! 
И что же мы имеем по причине "демократического движения"? И вообще, откуда оно — это движения — взялось и появилось? У Яковлева есть ответ на этот вопрос на основе документов.
Что касается научных достижений академика Сахарова — никто не спорит. Но в политике он оказался игрушкой в чужих руках, причём совершенно наивной и прямолинейной. Ссылка в Нижний Новгород, на мой взгляд, призвана была его спасти, образумить. Но вышло наоборот.
Высшее руководство КГБ СССР стремилось к примирению с ним. Именно в этой целью попросили съездить Яковлева к Сахарову в Нижний. Вот что вышло — слов Н. Яковлева:

Николай Николаевич Яковлев. Из книги "1 августа 1914" (см. Приложение, 1993 г.)

"В конце мая 1983 г. я внезапно почувствовал себя скверно, врач «скорой» поговорил насчет сердечного приступа, а был, как потом выяснилось, инфаркт. В середине июня меня пригласил генерал Бобков. Теперь он занимал обширный кабинет, выходивший окнами на площадь Дзержинского. Стиль генерала чувствовался уже на подходе к кабинету, внутренние посты сняты. Я не видел его довольно долго и был поражен измученным, изработавшимся видом. В потертом костюме, из которого определенно «вырос», Бобков с кислым видом хмуро поздоровался. Нехотя, через силу он попросил съездить в Горький и поговорить с Сахаровым.
   Зачем? О чем? Филипп Денисович вяло сказал: «О чем хотите». Было видно, что идея ему не нравится. Молнией пронеслась мысль — насколько же серьезно болен Андропов, что Бобков не может отказать в просьбе умирающего. Много спустя генерал признался, что с 1980 г. Андропов в сущности медленно угасал. Ну, как тут отказать. Наскоро решили — Сахаров незадолго перед этим высказал разумные идеи о «ядерной зиме», быть может, удасться склонить его дать об этом интервью.
   Вечером в тот же день выехал в Горький. Чувствовал себя отвратительно, не прошло и двух недель после инфаркта. В Горьком разыскал место, где томился узник — отличный дом, в прекрасном районе, как две капли воды похожем на «царскую деревню», пригород Кунцева в Москве, застроенный домами работников ЦК И МГК. В подъезде предъявил паспорт скучающему за маленьким столиком у двери милиционеру, позвонил и вот – в квартире ссыльного. Представился. Андрей Дмитриевич осведомился: «Это тот самый Яковлев, который написал «ЦРУ против СССР?» – «Разумеется», – ответил я.
   Он сбегал в другую комнату, принес захватанный экземпляр книги и последовала примерно часовая тусклая беседа через обеденный стол. Я все пытался навести разговор на «ядерную зиму», Андрей Дмитриевич ругал автора. Он, конечно, видел во мне представителя властей, обоснованно или нет (в зависимости от точки зрения) оторвавших его от вошедшего в привычку приятного занятия жаловаться иноземцам на свою страну. Я, конечно, не ожидал братских объятий, но что оказалось полной неожиданностью – звучал голос типичного представителя избалованной академической номенклатуры.
   «Демократизмом» не пахло, а повадки дикого барина, норовящего заехать «в рыло», были налицо. Когда разговор потерял смысл, я встал и откланялся. Тут академик размахнулся и попытался правой рукой ударить меня. Руку я перехватил, слабую, дрожащую. Он извернулся и мазнул меня по щеке пальцем другой, этого я предотвратить не мог, ибо держал папку. Академик заячьим прыжком отскочил в угол комнаты. Первой мыслью было наградить за пальцеприкладство доброй затрещиной, но это означало бы упасть до его уровня. Подавляя смех, я заметил подрагивавшему в углу смельчаку: «Вот об этом и писал, в вашем кругу дела решаются дракой! А еще интеллигент!» С чем и ушел.
   В Москве ограничился телефонным звонком генералу. Он не мог не знать о подробностях беседы. Перед отъездом в Горький я съязвил: «Куда прикажете говорить на квартире академика, в унитаз? — «Не надо, — ответил генерал, — слышно везде».
   Вот и вся история «пощечины», о которой с гордостью изобильно повествовал академик. Между прочим, во исполнение своего обещания. Когда в заключение той беседы я попросил «все же оставить дело между нами», борец за демократию живо вскочил и, выпрямившись в свой немалый рост, возгласил: «Нет, будет знать весь мир!» Претензии планетарные. Не мои".