ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР III

Я уже имел несколько раз случай говорить о замечательной и благороднейшей личности Императора Александра III. Большое несчастье, что он процарствовал так мало: всего 13 лет; но и в эти 13 лет фигура его, как Императора, совершенно обрисовалась и выросла. Это почувствовала вся Россия и вся заграница в день его смерти.
Но Императора Александра III его современники и ближайшее поколение далеко не оценили, и большинство относится к Его царствованию скептически.
Это в высокой степени несправедливо.
Император Александр III был — великий Император. Для того, чтобы судить о Его царствовании, не следует забывать: 1) что Он в юности к царствованию не был подготовлен; Наследником был Его старший брат Николай, на которого и было обращено все внимание. Будущий же Император Александр III был с точки зрения образования и воспитания — как бы в загоне. 2) не следует также забывать и те условия, при которых Он вступил на престол. Когда Он сделался Наследником, то вырисовались различные неблагоприятные стороны царствования Его Отца — Александра II; эти неблагоприятные стороны, в качестве различных брожений в обществе и смут были следствием тех колебаний, которые проявил Великий Освободитель Александр II в последние годы своего царствования. Он не выдержал линию либеральных реформ и в последние годы начал колебаться и идти назад.
Благодаря такому приему, явилось ненормальное либеральное течение, или вернее не либеральное, а революционное течение.
Наследник Александр Александрович мог отнестись сознательно только к тому, что Он видел, к тому периоду, когда Он начал интересоваться политическими делами, а это и был именно период, с одной стороны, правительственной реакции, а с другой — освободительного течения общественных групп, к которым примазалось и революционное движение.
Такое положение не могло не влиять на Императора
Александра III в том смысле, что Ему казалось необходимым с этим революционным течением, со смутою, поступить резко и твердо.
Такое направление ему было внушено, с одной стороны, Его учителем — профессором Победоносцевым, который в это время уже был обер-прокурором Святейшего Синода, с другой стороны, некоторыми петербургскими сферами, во главе которых стоял Строганов.
Затем на Императора Александра III не могли не влиять, при Его в высокой степени честной натуре, те злоупотребления, которые в то время творились в области различных концессий, банков и различных промышленных обществ, к которым всюду примазывались государственные деятели.
Само поведение морганатической жены Императора Александра II — княгини Юрьевской — в смысле каких-то сношений ее с различными дельцами, добыча в пользу этих дельцов различных концессий и льгот, не могло не отражаться на психологии Цесаревича Александра Александровича.
Наконец, самая свадьба Императора Александра II, после 60-летнего возраста, когда Он уже имел стольких, совершенно взрослых детей и даже внуков, при той высокой степени нравственности, которою отличался Цесаревич Александр Александрович и которую Он проявлял всю свою жизнь, ибо Он жил, можно сказать, как самый чистый, святой человек — все эти обстоятельства не могли не влиять на Его психологию.
Наконец, все это кончилось — 1 марта 1881 г., когда Император Александр II был убит бомбою. Таким образом Император Александр III, можно сказать, вступил на трон, обагренный кровью Его Отца. — Несомненно, это страшно подействовало на психологию молодого Императора!
Наконец, Император Александр III вступил на трон — после восточной турецкой война, на которой присутствовал сам Император Александр II и на которой командовал отрядом Цесаревич Александр Александрович, — будущий Император Александр III.
Хотя эта война, с точки зрения военной, не была такой позорной, как оказалась война с Японией, — во время турецкой войны, как войска, так и многие из наших военачальников показали замечательную доблесть, замечательные военные способности и военную силу, так что в конце концов мы очутились около Константинополя, — тем не менее, все-таки война эта не была ни по своему ходу, ни по результатам такой, как этого ожидали. Мы победили все-таки скорее громадным численным перевесом над неприятелем, нежели превосходством наших боевых качеств по сравнению с турками.
Наконец, мы должны были на театре военных действий, чтобы одолеть турок, явиться около Константинополя — послать значительную часть наших войск. В России, у нас соответствующей армии уже не было, а потому, когда после того, как не войдя в Константинополь, мы заключили под Константинополем Сан-Стефанский договор, договор тем не менее выгодный и славный для России — европейские державы и, главнейшим образом, Австрия — не согласились признать Сан-Стефанский договор. Для того, чтобы сохранить этот договор, нам предстояла новая война с Австрией, но мы к этой войне не были готовы, — поэтому был собран Берлинский конгресс, где честным маклером явился канцлер Бисмарк, и привел нас к Берлинскому трактату, уничтожившему значительную часть тех выгод, который мы приобрели по договору Сан-Стефанскому.
Это событие в высокой степени неблагоприятно отозвалось на дух и расположении всей России и не могло не отозваться на сердце Цесаревича Александра Александровича (будущего Императора Александра III).
Таким образом для того, что судить беспристрастно об Императоре Александр III, о действиях Императора в первые 5-6 лет Его царствования, когда Он вел политику реакционную, под влиянием таких выдающихся лиц, как К.П. Победоносцев и других — не следует забывать, при каких нравственных, экономических и стратегических условиях вступил Император Александр III на престол.
Не надо забывать также и то, что восточная война с Турцией уничтожила все плоды управления министерством финансов Рейтерна, который все время стремился водворить в России золотое обращение, т. е. поднять курс кредитного рубля до альпари, после того, когда этот рубль упал с своей серебряной ценности во время Севастопольской войны.
Таким образом, последняя турецкая война совершенно расстроила наши финансы, отдалила возможность установить правильную денежную систему и потребовалось опять боле 20 лет для того, чтобы поправить финансы. Только мне, когда я был министром финансов, удалось установить правильную денежную систему и водворить правильную и устойчивую организацию имперских финансов.
Не нужно забывать, что последние годы царствования Императора Александра II сопровождались целым рядом анархических убийств, целым рядом террористических действий и кончились 1-м мартом.
Но напрасно лица, не знавшие Императора Александра III, рисуют Его, как человека реакционного, как человека жесткого, как человека ограниченного и тупого.
Император Александр III обладал благороднейшим, — это мало сказать благороднейшим, — Он обладал именно царским сердцем. Такое благородство, какое было у Александра III, могло быть только, с одной стороны, врождено, а с другой стороны — не испорчено жизнью. И эта неприкосновенность чистоты сердца могла имеет место только при тех условиях, в каких находятся и Наследники русского престола и русские Цари, т. е. условия, которые не заставляют человека ради своего положения, или ради положения своих близких, кривить душою и закрывать глаза на то, чего не хотелось бы видеть. У русских Императоров и у Наследников русского престола нет всех тех интересов, которые имеются у обыкновенного смертного, интересов эгоистических, материальных, которые так часто портят человеческое сердце.
Я не стану спорить о том, что Император Александр III был человек сравнительно небольшого образования, можно сказать, Он был человек — ординарного образования. Но вот, с чем я не могу согласиться и что часто мне приходилось слышать, — это с тем, что Император Александр III не был умным. Надо условиться — что подразумевать под словом ум, — может быть, у Императора Александра III был небольшой ум — рассудка, но у него был громадный, выдающийся ум — сердца, это своего рода ум, присутствие которого часто, в особенности в положении лиц, которым приходится умом предвидеть, предчувствовать и предопределять — несравненно важнее ума — рассудка.
Наконец, у Императора Александра III было совершенно выдающееся благородство и чистота сердца, чистота нравов и помышлений. Как семьянин — это был образцовый семьянин; как начальник и хозяин — это был образцовый начальник и образцовый хозяин. У него никогда слово не расходилось с делом.
Он мог относительно того, в чем он был не уверен — не высказать, смолчать, ожидать; но если что-нибудь он сказал, то на его слово можно было рассчитывать, как на каменную гору.
Вследствие этого, Император Александр III пользовался, с одной стороны, общим доверием и уважением всех своих приближенных, а с другой стороны, что гораздо еще важнее, уважением и доверием всего света.
Я сказал, что он был хороший хозяин; Император Александр III был хороший хозяин не из-за чувства корысти, а из-за чувства долга. Я не только в Царской семье, но и у сановников, никогда не встречало того чувства уважения к государственному рублю, к государственной копейке, которым обладал Император Александр III. Он каждую копейку русского народа, русского государства берег, как самый лучший хозяин не мог бы ее беречь.
Будучи при нем два года министром финансов и, наконец, зная его отношение к финансам, еще когда я был директором департамента министерства финансов, — я должен сказать, что именно благодаря Императору Александру III, Вышнеградскому, а затем, в конце концов, и мне — удалось привести финансы в порядок; ибо, конечно, ни я, ни Вышнеградский не могли бы удержать всех порывов к бросанию зря направо и налево денег, добытых кровью и потом русского народа, если бы не могучее слово Императора Александра III-го, который сдерживал все натиски на государственную казну.
В смысле государственного казначея, можно сказать, что Император Александр III был идеальным государственным казначеем — и в этом отношении облегчал задачу министра финансов.
Точно так же, как он относился к деньгам государственного бюджета, так же он относился и к собственному своему хозяйству. Он терпеть не мог излишней роскоши, терпеть не мог излишнего бросания денег; жил с замечательной скромностью. Конечно, при тех условиях, в которых приходилось жить Императору, часто экономия его была довольно наивна. Так, например, я не могу не сказать, что в Его царствование, когда я был министром, при дворе ели сравнительно очень скверно. Я не имел случая часто бывать за столом Императора, но что касается так называемого гофмаршальского стола, то за этим столом так кормили, что можно сказать, почти всегда, когда приходилось там есть, являлась опасность за желудок.
И, кажется, Император Александр III не мог достигнуть того, чтобы исправить гофмаршальскую часть. Сам Император Александр III любил пищу чрезвычайно простую, и когда Ему Его стол приедался, то Он, будучи уже, бедный, больным, в последние полгода Его жизни, или немного более, иногда, просил как лакомства, чтобы ему приносили обед обыкновенный солдатский или охотничий из ближайших казарм или охотничьей команды.
Когда Император Александр III вступил на престол, то Он сейчас изменил обмундирование, сделав его весьма простым и поэтому, сравнительно, дешевым. Он любил русский костюм — поддевку с большими широкими панталонами и высокими сапогами, и костюм всего войска во всем он приспособил к этому типу.
Таким образом, обмундирование, введенное Императором Александром III, продержалось до последней японской войны. После японской войны, в последние годы, вероятно, в вознаграждение за те несчастья, ужасы и стыд, которые мы потерпели на полях Манджурии, теперь наше войско опять обмундировывается по различным красивым картинкам; все обмундирование кажется очень красивым, но вместе с тем, вследствие этого обмундирования, самый вид войска приобретает вид игрушечной картины.
Чего этим путем хотят достигнуть, что хотят доказать — является совершенно непонятным.
Главнейшая заслуга Императора Александра III в том, что он процарствовал 13 лет мирно, не имея ни одной войны, кроме самой ничтожной экспедиции в Ахалтеке; но он дал России эти 13 лет мира и спокойствия не уступками, а справедливою и непоколебимою твердостью. Он умел внушить заграницею уверенность, с одной стороны, в том, что Он не поступит несправедливо по отношению к кому бы то ни было, не пожелает никаких захватов; все были покойны, что Он не затеет никакой авантюры. Его царствование не нуждалось в лаврах; у него не было самолюбия правителей, желающих побед посредством горя своих подданных для того, чтобы украсить страницы своего царствования. Но об Императоре Александр III все знали, что, не желая никаких завоеваний, приобретений, никаких военных лавров — Император никогда, ни в каком случае не поступится честью и достоинством вверенной Ему Богом России.
Император Александр III, как я уже сказал, не любил говорить много, в особенности не любил говорить фраз; это Его черта; и Его гигантская фигура, представлявшая какого-то неповоротливого гиганта, с крайне добродушной физиономией и бесконечно добрыми глазами, внушала Европе, с одной стороны, как будто бы страх, а с другой — недоумение: что это такое? Все боялись, что если вдруг этот гигант да гаркнет?
Мы все помним то время, когда Император Александр III умирал в Ялте, и ближайшие месяцы после этого, когда вдруг вся Европа почувствовала, что ухолит сила, которая держала своей нравственной фигурой Европу в мирном и спокойном положении; только тогда всё сознали ту громадную роль, которую играл этот Император в международном мировом отношении.
Как относился Император Александр III к войне, показывает следующий факт. Я припоминаю, что как-то раз, по поводу какого-то доклада — чуть ли не касающегося пограничной стражи, у нас перешел разговор на войну. И вот что мне сказал Император Александр III:
— Я рад, что был на войне и видел сам все ужасы, неизбежно связанные с войною, и после этого, Я думаю, что всякий человек с сердцем не может желать войны, а всякий правитель, которому Богом вверен народ, должен принимать все меры для того, чтобы избегать ужасов войны, конечно, если его (правителя) не вынудят к войне его противники, — тогда грех, проклятия и все последствия этой войны — пусть падут на головы тех,-кто эту войну вызвал.
У Императора Александра III каждое слово — не было пустым звуком, как мы это часто видим у правителей: очень часто правители говорят по тому или другому случаю ряд красивых фраз, которые затем забываются через полчаса. У Императора Александра III никогда слово не расходилось с делом. То, что он говорил — было им прочувствовано, и он никогда уже не отступал от сказанного им.
Таким образом, в общем говоря, Император Александр III, получив Россию, при стечении самых неблагоприятных политических конъюнктур, — глубоко поднял международный престиж России без пролития капли русской крови.
Можно сказать, что в конце своего царствования Император Александр III был главнейший фактор мировой международной политики.
Император Александр III в значительной мере восстановил нашу армию после той дезорганизации, которая произошла вследствие турецкой войны конца 70-х годов.
Благодаря характеру Императора Александра III, его министры финансов могли начать организовывать финансы Империи. Мне удалось это окончить уже при Императоре Николае II, только исключительно благодаря тем началам, которые были одобрены еще Императором Александром III, и благодаря тому авторитету, которым я, как министр финансов, пользовался у молодого Императора Николая II.
Император Николай II знал, что Его Августейший Отец одобрил мою программу и питал ко мне полнейшее доверие — только благодаря этому, несмотря на всякие подвохи против меня, как министра финансов, я устоял на этом посту после смерти Императора Александра III еще более 8 лет; это произошло, я повторяю, только потому, что молодой Император верил не столько мне, сколько тому доверию, которое питал ко мне Его Отец.
При Императоре Александре III, в особенности со времени моего вступления в должность директора департамента железнодорожных дел и потом, когда я был министром путей сообщения и министром финансов, — снова начала увеличиваться сеть русских железных дорог, т.е. постройки железных дорог, которые при Императоре Александре II, в конце Его царствования, а в особенности, после войны — прекратились.
При Императоре Александре III в России круто повернулась таможенная система и от фритредерства мы перешли к протекционизму. Этот переход был сделан при Вышнеградском, при моем большом участии — в качестве директора департамента железнодорожных деле; было это сделано потому, что Император Александр III сознавал, что Россия может сделаться великой лишь тогда, когда она будет страною не только земледельческою, но и страною промышленною; что страна без сильно развитой обрабатывающей промышленности — не может быть великой. Россия не могла быть великой, не будучи страною не только земледельческою, но и промышленною.
И вот, является вопрос, если: Император Александр III, — как многие думают, — не был ни образованным человеком — во всяком случае, не был ученым, (а лица которые Его не понимали и не понимают, и не знают, — говорят, что Он был даже не умным) — то чему же, если не уму — сердца, уму — души приписать такого рода мысли, какие были незыблемы у Императора Александра III? Разве не нужно уметь сознавать, уметь понять — не от разума, а скорее от царского сердца, — что страна, вверенная Ему Богом, не может быть великой без водворения промышленности? А раз у Императора Александра III было это сознание, Он твердо настаивал на введении протекционной системы, благодаря которой Россия ныне обладает уже значительно развитой промышленностью и несомненно все более и более двигается в этом отношении вперед и недалеко уже то время, когда Россия будет одною из величайших, промышленных стран.
Этим Россия будет обязана исключительно началам, которые решился положить Император Александр III.
Чтобы понять это, нужно помнить, что переход от фритредерства к протекционизму всегда встречал громадные затруднения со стороны общественного мнения и правящих кругов.
Нужно было, чтобы явились больше люди, которые могли бы пойти против господствующего настроения, против господствующего мнения и сломали бы его.
У нас в России это мог сделать один Император и при том Император столь твердый, столь мудрый — каким был Император Александр III.
Императору Александру III ставится в дефицит перемена университетского Устава шестидесятых годов на Устав 84-го года.
Да, я сам нахожу, что это было большою ошибкой. Но это было сделано им под влиянием графа Толстого и вообще под влиянием кучки консерваторов того времени.
Замечательно, что К.П. Победоносцев, как бывший профессор, будучи еще гораздо консервативнее графа Толстого, тем не менее, все таки высказался, как в Государственном Совете, так и в особом Совещании по этому предмету, которое было под председательством Императора Александра III, — против Устава 84 года.
Но, тем не менее, хотя и был введен новый устав — в жизни университетов, в царствование Императора Александра III — не было никаких эксцессов.
Только в начале царствования Императора Александра III несколько известных профессоров, в том числе и знаменитый Мечников, потеряли кафедры, потому что их считал министр народного просвещения граф Делянов — весьма либеральными.
Вообще же университетская жизнь шла довольно спокойно.
А с тех пор, как последовал в август 1905 года, по инициативе генерала Трепова указ об автономии университета и в особенности — последний год — при Российской конституции и либерально-конституционном правительстве, — в высших учебных заведениях и университетах происходят такие эксцессы, которые были бы немыслимы при Императоре Александре III, при прежнем реакционном уставе — именно потому, что Император Александр III не был ни либералом, ни реакционером, а был — честный, благороднейший, прямой человек.
Но тем не менее, я не отрицаю того, что введение устава 84 года было ошибкой.
Императору Александру III-му ставится в укор также и перемена земского положения 64-го года на положение девяностого года; введение земских начальников — вообще введение принципа какого-то патриархального покровительства над крестьянами, как бы в предположении, что крестьяне навеки должны остаться таких стадных понятий и стадной нравственности.
Я эти воззрения считаю глубоко неправильными воззрениями, которые уже имели очень большие дурные последствия, выразившиеся в событиях, разгоревшихся в 1905 году; эти воззрения еще будут иметь громадный дурные последствия в жизни России. Может быть, дурные последствия произойдут из-за неустройства крестьян, из-за неустройства их правовых отношений, вследствие того, что на крестьян смотрят, как на людей особого рода, не на таких как мы; например, что для них должны быть какие-то особые нормы, особые порядки, и в этом я вижу в будущем большие пертурбации в жизни Российской Империи.
Это была ошибка Императора Александра III, но тем не менее, я не могу не засвидетельствовать, что это была ошибка не только добросовестная, но ошибка в высокой степени душевная. Император Александр III относился глубоко сердечно ко всем нуждам русского крестьянства, в частности, и русских слабых людей вообще. Это был тип, действительно, самодержавного монарха, самодержавного русского царя; а понятие о самодержавном русском царе неразрывно связано с понятием о царе, как о покровителе-печальнике русского народа, защитнике русского народа, защитнике слабых, ибо престиж русского царя основан на христианских началах; он связан с идеей христианства, с идеей православия, заключающейся в защите всех слабых, всех нуждающихся, всех страждущих, а не в покровительстве нам, которым Бог дал по самому рождению нашему, или вообще благодаря каким-нибудь благоприятным условиям особые привилегии, т. е. нам русским дворянам, и в особенности русским буржуа, которые не имеют того хорошего, того благородного, что встречается во многих русских дворянах, но зато в избытке имеют все то нехорошее, что дают излишества жизни, обесценение ценности чужого труда, а иногда и чужого сердца.
Я убежден в том, что если бы Императору Александру III-му суждено было продолжать царствовать еще столько лет, сколько Он процарствовал, то царствование Его было бы одно из самых великих царствований Российской Империи.
В последние годы, когда Он уже имел опыт, видел, что такое Россия, видел, что эта смута, которая была в конце царствования Его Отца, являлась более наносной и происходила от недостаточно твердого характера Его Отца, благодаря которому Император Александр II часто колебался, а наконец и впал в грех семейный, что Россия такая страна, которая сама по себе совсем не желает каких бы то ни было революций, а желает только спокойной тихой жизни — воззрения его постепенно изменялись.
В последние годы своего царствования, Император Александр III ко многим вопросам уже относился иначе, нежели Он относился к ним в первые годы своего царствования, выражаясь принятыми терминами: Он уже сделался значительно более либеральным.
Я уверен в том, что Император Александр III по собственному убеждению двинул бы Россию на путь спокойного либерализма; благодаря этому спокойному либерализму, при внешнем спокойствии, в котором жила Россия, и в котором она продолжала бы жить при царствовании Александра III, ибо Александр III никогда не пошел бы на всякие авантюры, подобные той, которая была предпринята и которая закончилась японской войной. Россия двигалась бы постепенно к либеральному пути, т. е. к тому пути жизни государства, когда оно живет не эгоистическою жизнью, а жизнью для пользы народа. Но Император Александр III не успел этого сделать, потому что Бог призвал Его к Себе.
У Императора Александра III было несколько приближенных лиц — его ближайшей свиты. О некоторых я говорил. Помню-я рассказывал о Черевине, о гр. Воронцове-Дашкове, теперь я хочу упомянуть о нескольких других лицах.
Гофмаршалом Императора Александра III, когда он вступил на престол, был полковник, флигель-адъютант, Владимир Оболенский; этот Оболенский, который был очень близок и любим Императором, когда я еще не был министром, а был директором департамента, — в Ялте заболел и умер.
Эта болезнь Оболенского и смерть его в Ялте, во флигелях дворца, произвела на Государя, на Царскую семью и на окружающих лиц очень тяжелое впечатление и явилась как бы предзнаменованием смерти Императора Александра III в том же самом месте, в том же дворце через несколько лет.
Когда Оболенский умер, то на должность гофмаршала был приглашен генерал Голенищев-Кутузов.
Этот генерал Голенищев-Кутузов, который ранее занимал должность военного агента в Берлине, был приглашен на этот пост, вероятно, потому, что сестры его Голенищевы-Кутузовы состояли фрейлинами при Императрице Марии Феодоровне с самого ее приезда в Петербург, состоят при ней и до настоящего времени. Голенищев-Кутузов был очень почтенный человек, но тоже скоро умер и вместо него был назначен сравнительно молодой человек гр. Бенкендорф.
Граф Бенкендорф тогда имел чин капитана; в настоящее время он генерал-адъютант и занимает то же самое место, т. е. место гофмаршала, при Императоре Никола II. Граф Бенкендорф ярый католик, но, тем не менее, весьма порядочный человек.
Если я упомянул о его католичестве, то только потому, что при том крайнем направлении православия, которое ныне царствует при Дворе, казалось бы, довольно странно, что гофмаршал Двора — католик, а министр двора, барон Фредерикс, тоже весьма почтенный человек, — лютеранин. Когда приходится бывать на Богослужении, то очень странно видеть, что эти два лица, занимающие при Дворе такие высокие посты, стоят, как истуканы, в то время, когда все остальные крестятся. Это, конечно, нисколько не мешает их достоинству, но находится в полной дисгармонии с тем крайним, внешним православным направлением, которое внедрилось наверху после 1905 года, т. е. после революционной смуты.
При Государе Императоре Александр III еще в то время, когда я не был министром, играл роль ген. Зиновьев. Насколько мне приходилось слышать, он играл довольно большую роль. Причиной этому было то, что он состоял управителем дворцовой части еще когда Император Александр III был Наследником. Впоследствии, когда Наследник Александр Александрович вступил на престол, Зиновьев остался при нем, был с ним очень близок, но вскоре умер. Зиновьев этот был очень воспитанный, светский человек, но он мог иметь значение только как управитель хозяйственной частью дома, как гофмаршал (хотя при Император Александре III он не был Гофмаршалом).
Я помню Зиновьева на Кавказе в той же самой роли, когда он служил там при наместнике князе Барятинском; у князя Барятинского он управлял его двором, конюшнями и проч. Я видел его на балах князя Барятинского, когда я еще был мальчиком и когда мне приходилось с хор смотреть на эти балы.
Впоследствии, когда я жил в Боржоме и туда приезжал князь Барятинский, то я опять видел Зиновьева, который заведывал его двором, конюшнями и т.д.
Затем, когда Барятинский совсем ушел от активной государственной службы, то близкие к нему лица, как например, Воронцов-Дашков, а в том числе и Зиновьев, были Барятинским рекомендованы Наследнику; вот тогда то Зиновьев и занял то положение при Наследнике, какое он занимал при фельдмаршале князе Барятинском.
Император Александр III, как я уже, кажется, и говорил, вследствие крайней скромности своей натуры ужасно не любил больших комнат, вообще комнат дворцовых, поэтому он так и не переехал в Зимний Дворец, и все свое царствование жил в Аничковском Дворце, а затем в Гатчине. В этих дворцах он всегда занимал маленькие комнаты и жил совершенно просто. Дворцовую роскошь Император Александр III всегда переносил только как показную, — искал же Он всегда совсем другой жизни и устраивал себе такую жизнь и во дворцах.
Несомненно, Император Александр III был человек чрезвычайно мужественный. Я не могу сказать храбрый, а именно мужественный. Во всяком случае, он вообще совсем никогда не страшился смерти, а поэтому и не страшился тех явлений, которые могут повести к смерти.
Но у Александра III были некоторые странности; так, например, он был очень плохой верховой ездок и боялся лошадей; Императрица же Мария Феодоровна, напротив, была крайне храбрая, отлично ездила верхом и совсем не боялась лошадей.
В последние годы царствования, когда Император значительно отучнел — шталмейстеру его, заведующему конюшней, было очень трудно достать Государю соответствующую лошадь, на которой бы он чувствовал себя спокойно.
Это чувство осталось у Государя до самой смерти. Я помню еще за год или за два до смерти Государя барон Фредерикс, который заведывал в то время всею шталмейстерскою частью дворца, говорил мне и очень сетовал на то, что ему ужасно трудно достать соответствующую лошадь для Императора и вообще уговорить его сесть верхом на какую-нибудь новую лошадь.
Во время царствования Императора Александра III, когда я сделался министром (а это было в последние годы царствования Александра III) — не было никаких царских приездов, т.е. никаких приездов иностранных коронованных особ, — да и вообще во время царствования Императора Александра III приезды коронованных особ были довольно редки.
Когда я был министром, то сюда приезжал Эмир Бухарский. Этого Эмира Бухарского, который в прошлом году умер, я знал раньше, потому что, когда я ездил с Вышнеградским в Среднюю Азию, — о чем я ранее уже говорил, и описывал эту поездку — то мы были и в Бухаре; тогда мы представлялись Эмиру Бухарскому, были в его дворце.
Затем, при Эмире Бухарском, его лейб-медиком был доктор Писаренко; этот Писаренко был ранее доктором запасного эскадрона Тверского полка, которым командовал мой брат. После же смерти моего брата Писаренко оставил эскадрон, попал как-то в Бухару, где и сделался лейб-медиком Эмира Бухарского. Когда Эмир Бухарский приезжал в Петербург, то Писаренко всегда бывал у меня.
В Бухаре (старой) мы с Вышнеградским были всего одни сутки. Город этот оставил впечатление чисто азиатского старинного города, со всеми старинными обычаями и нравами.
Я, например, видел там большую башню (это существует и до сих пор); за известные преступления человека поднимают на эту башню и оттуда кидают на площадь. Этого рода казнь существовала еще в очень давние времена в Азиатских странах.
Когда я был министром в царствование Императора
Александра III, приезжал сюда Персидский шах Наср-Эддин. Этот шах был отцом того шаха, после смерти которого в Персии начались брожения, приведшие к теперешней полнейшей анархии. Брожения эти начались при сыне этого шаха. Сам он был выдающимся человеком, сын же его был человеком слабым, болезненным; он процарствовал несколько лет, а после него вступил, кажется, тоже его сын, который вследствие революции должен был покинуть престол и теперь живет в Одессе.
В Азиатских странах может поддерживать порядок только человек с резким, твердым и определенным характером, а так как последние два шаха, преемники того персидского шаха, который приезжал сюда во время царствования Императора Александра III, были люди слабохарактерные, то и водворилась разруха и смута, приведшие к той полной анархии, в которой Персия ныне пребывает.
Хотя тот шах, который приезжал был, как я сказал, выдающимся, но он особыми манерами не обладал. Так, например, я помню, во время обеда он как то раз полез в общее блюдо пальцами. Затем, когда подали спаржу, то он вместо того, чтобы взять к себе на тарелку спаржу, взял и ножиком (на общем блюде) отрезал все кончики спаржи и положил к себе на тарелку.
Кроме того — раз, когда он сидел рядом с Императрицей Марией Феодоровной, то вследствие какого-то разговора, которого я не слышал, он прямо полез в ее тарелку своей вилкой, и я видел, что он взял с тарелки Императрицы что-то и положил себе в рот.
Из всех приездов в Петербург коронованных особ во время царствования, Императора Александра III наиболее нашумел приезд князя Черногорского Николая.
Приезд этот был в первые годы царствования Императора Александра III и нашумел он потому, что во время обеда Александр III провозгласил тост за "единственного моего друга князя Черногорского".
В то время, с первого раза это было понято так, что Император Александр III наибольшее уважение из всех иностранных царственных особ отдает Черногорскому князю Николаю, что с одной стороны, весьма подняло Черногорского князя, а с другой стороны — поставило в некоторое недоумение коронованных особ Европы.
Я думаю, что этот тост следовало бы толковать совершенно иначе, а именно его следовало бы понимать в том смысле, что Государь провозгласил его не бесцельно, провозгласил именно, чтобы показать, что ему никаких, ни с кем, политических дружб не нужно, что он считает Россию настолько сильною и властною, что ни в каких поддержках ни от кого не нуждается; что он сам стоит на ногах и сам влияет на общемировую политику, ни от кого не зависит, а напротив те, которые желают соответствующего успеха в мировом концерте, должны желать и искать дружбы России и ее Монарха, Императора Александра III. Поэтому тост этот надо понимать в том смысле, что у меня есть единственный друг, — конечно, друг политический, — и этот друг князь Черногорский, а известно, что Черногория является такой страной, которая по размерам и по количеству населения менее какого-нибудь малочисленного узда одной из русских губерний.
Может быть, отчасти, провозглашая этот тост, Император Александр III хотел отметить личность князя Николая, но я думаю едва ли он был особо высокого мнения о нем в конце своего царствования, а если бы Александр III прожил до настоящего времени, то, я думаю, наверно, он об этом князе был бы не блистательного мнения, так как не подлежит сомнению, теперь это ясно совершенно выяснилось, что князь Николай в своей политике держался всегда и нашим, и вашим; вообще был дружен с тем, кто ему что-нибудь давал, а потому он заигрывал и искал то при дворе австро-венгерском, то при русском, а в последнее время с тех пор, как выдал свою дочь за итальянского короля, он очень заискивает при дворе итальянском.
Когда ему нужно было демонстративно показывать свое ультра-православие и для того, чтобы показать свое особое православие, подчеркивать заблуждения католицизма, — он это делал самым охотным образом; а потом, когда, случайно, наследный итальянский принц влюбился в его дочь и пожелал на ней жениться, то князь Николай, конечно, с громадною радостью на это согласился и не встретил никакого препятствия к тому, чтобы его дочь приняла сейчас же католичество.
Князь Черногорский приезжал в Россию непременно с каким-нибудь проектом, а в результате всегда имел в виду получить себе в карман несколько сот тысяч рублей. Для этого он прибегал к несоответственным приемам, делал представления о том, что нужны деньги для такого то военного дела, чтобы содержать такую то военную часть, все — конечно, на пользу России на случай войны на Балканах, а в результате, — и это мне, как бывшему министру финансов, безусловно известно, да я думаю относительно этого есть документы и в министерстве иностранных дел, — большинство всех этих денег шло просто в его карман.
Вообще князь Черногорский Николай человек, заслуживающий чрезвычайно мало доверия, но он так себя поставил, что многих вводит в заблуждение своею преданностью различным принципам: славянству, России, православию, но все это, большею частью, из-за денег.
Мне об этом князе Черногорском придется, вероятно, еще говорить, когда я буду рассказывать о различных событиях, который мне пришлось видеть и пережить в царствование Императора Николая II.
Император Александр III был действительно главою царской семьи; он держал всех Великих Князей и Великих Княгинь в соответствующем положении; все Его не только почитали, уважали, но и чрезвычайно боялись. Александр III был настоящим патриархом, главою Императорской семьи; при нем были бы немыслимы в Императорской семье различные эпизоды, происшедшие после Его кончины.
Государь умом своего сердца понимал, что многочисленная Императорская семья, состоящая из десятков лиц различных характеров и различной нравственности, должна служить своею частной, общественной и государственной жизнью — примером для Его подданных; так как несомненно, что каждая неловкая вещь, происшедшая в Императорской или Великокняжеской семье, делается известной публике и обществу и служить предметом всевозможных толков, преувеличений и легенд.
Император понимал, что от обыкновенных смертных нельзя требовать такого поведения, которому не следуют лица Царствующего дома.
Так, например, когда я женился на разведенной жене, то жена моя не была принята при дворе более 10 лет, и это я считал совершенно естественным и совершенно правильным, потому что в те времена вообще при дворе не допускалось представлений разведенных жен.
В те времена, которые были еще так недавно, — сановник, женившийся на разведенной жене, составлял предмет общих толков и удивлений.
Я уже рассказывал ранее, при каких условиях я женился. Я понимал, когда я женился, что мне нельзя оставаться министром, а поэтому и послал Императору Александру III прошение об отставке.
Но с тех пор, со смерти Императора Александра III, картина совершенно изменилась. Женитьба сановников и лиц, занимающих высшие посты, на разведенных женах и взятие разводов для женитьбы есть самая обыкновенная вещь, которая иногда даже покровительствуется, и в самом Царствующем доме Великие Князья и Великие Княгини подают в этом отношении самые удивительные примеры для общества.
Подобное состояние лиц Царствующего дома и высшего общества при Императоре Александре III было бы совершенно немыслимо. Замечательнее всего, что это делается именно в то время, когда сам Император и Его личная семья представляют собою образец семейной жизни; только многие члены Царствующего дома вышли из всякой дисциплины и из понимания того положения, что они должны служить своим поведением примером для общества.
При Императоре Александре III были бы немыслимы постоянные поездки Великих Князей заграницу и тот образ их жизни заграницей, который обращал на себя всеобщее внимание. — Великий Князь, который допустил бы это, получил бы такую встряску, что ему бы не поздоровилось, — ныне же это самое обыденное явление.
Одною из причин некоторого нерасположения со стороны Императора Александра III к Великим Князьям Константину Николаевичу и Николаю Николаевичу было то, что эти Великие Князья обзавелись побочными семьями, побочными женами из балета, и с этими балетчицами они жили совершенно maritalement. Но, конечно, не одно это обстоятельство было причиною того, что Император относился неблагосклонно к этим двум Великим Князьям, — были и другие причины.
Великий Князь Константин Николаевич был в свое время весьма либерального направления, и я должен сказать, что в этом направлении он оказал значительную пользу России, так как и освобождение крестьян, и другие реформы Императора Александра II-го связаны с именем Его брата — Великого Князя Константина Николаевича.
Но тот же либерализме проявил Великий Князь Константин Николаевич и будучи наместником в Царстве Польском, и едва ли это наместничество его в Царстве Польском соответствовало интересам Империи. Вот по этой причине Император Александр III также не благоволил к Константину Николаевичу; но, конечно, если бы Великий Князь Константин Николаевич в семейном отношении вел себя достойно, то отношения между ним и Императором Александром III так бы не обострились. Между тем, Великий Князь Константин Николаевич ездил с своей танцовщицей Кузнецовой и по России, и заграницей совершенно maritalement, к чему, конечно, Император Александр III относился вполне отрицательно; достаточно хоть немного знать Императора Александра III, чтобы понять, что Он этого терпеть не мог. Поэтому, несмотря на то, что Великий Князь был гораздо старше Его, был — Его дядей, он тем не менее не мог приезжать в Петербург, а проживал или заграницей, или в Ялте.
Только когда перед своей смертью Великий Князь приехал в Петербург и поселился в Павловске в настоящей своей семье — Император Александре III, приехав к Великому Князю, отнесся к нему чрезвычайно благосклонно и почтительно, как к своему дяде. Тогда только, за несколько дней до смерти, Великий Князь понял всю доброту и честность Государя и, мне известно, уже не будучи в состоянии говорить, когда к нему подошел Император, Константин Николаевич взял его руку и поцеловал в знак своего преклонения перед главою царской семьи.
Отношения Императора Александра III к Великому Князю Николаю Николаевичу также несколько затемнялись тем, что, когда Император Александр III, еще будучи Наследником, командовал отдельным отрядом, находящимся под командою Великого Князя Николая Николаевича, то, командуя этим отрядом, Он, (т. е. Император Александр III) относился критически не столько к распоряжениям Великого Князя Николая Николаевича, как к его свите и, в особенности, к различным злоупотреблениям, а между прочим и к той компании Грегер, Варшавский и Коген, о которой я ранее уже говорил.
Но тем не менее эти деловые отношения не были главной причиной не особенно благожелательного отношения со стороны Императора Александра III к Великому Князю Николаю Николаевичу. Главная же причина заключалась в том, что Великий Князь Николай Николаевич жил совершенно maritalement с танцовщицей Числовой. От этой танцовщицы он имел детей, которым была дана фамилия Николаевы. Из детей Великого князя — одна Николаева, очень красивая, по типу напоминавшая собой Императора Николая I-го, замужем за кн. Кантакузеном.
Великий Князь Николай Николаевич очень побаивался Императора Александра III; во время царствования Императора Александра III он до самой своей смерти был не у дел.
Я уже имел случай говорить, что Император Александр III также относился не особенно благосклонно и к супруге Великого Князя Николая Николаевича — Великой Княгине Александре Петровне, хотя эта Великая Княгиня была совершенно чиста сердцем и искренняя благотворительница. Не вполне благосклонное отношение Императора Александра III к Великой Княгине происходило от того, что Великая Княгиня Александра Петровна держала себя довольно бестактно с священником Лебедевым, — о чем я говорил ранее.
Как то раз меня удивило следующее обстоятельство. Однажды, когда я пришел в пятницу к Императору Александру III с одним из докладов — прием в это время еще не был кончен, я услышал такого рода разговор. Император Александр III спрашивал одного из представлявшихся:
— А что, в Биаррице много русских?
Это лицо (статский — кто это был — я не помню) ответило:
— Да, Ваше Величество, там есть довольно много русских и в том числе принц Георгий Лейхтенбергский.
Тогда Император Александр III, со свойственной Ему несдержанностью в выражениях (что часто проявлялось и в его резолюциях), сказал этому господину:
— Что же, принц моет свое поганое тело в волнах океана?
Меня очень удивила грубость этой фразы, и я не мог понять — почему она была сказана?
Я просил разъяснения у Черевина, который мне сказал, что Император Александр III потому так относится к принцу Георгию, что тот, женившись на княжне Черногорской, дочери Черногорского князя Николая, продолжал жить с своей любовницей француженкой (с которой, между прочим, он живет и в настоящее время). Вот это то обстоятельство и послужило причиной раздражительной фразы Государя.
Кстати, говоря о Лейхтенбергских, я вспомнил, что будучи министром финансов, я участвовал в решении одного семейного дела, касающегося Лейхтенбергских.
Старший Лейхтенбергский — Николай был женат морганатическим браком на Анкифьевой. От этого морганатического брака он имел детей, а именно: двух сыновей, из которых один — служит ныне в Преображенском полку и женат на графине Граббе, а другой, кажется, в Конногвардейском полку. Когда этот Николай Лейхтенбергсмй умер, то явился вопрос о майорате Лейхтенбергских, т. е. майорат Великой Княгини Марии Николаевны — сестры Императора Александра II, которая была замужем за иностранным принцем — князем Лейхтенбергским. Жили они в так называемом Мариинском дворце, который ныне занимает Государственный Совет.
Майорат этот достался старшему сыну Лейхтенбергского — Николаю, а затем, когда он умер, то братья его — Евгений и Георгий Лейхтенбергские (Евгений был женат вторым браком на сестре знаменитого генерала Скобелева, а о Георгии Лейхтенбергском — я говорил ранее.) заявили претензию на этот майорат.
Дело в том, что Евгений Лейхтенбергский был женат также морганатическим браком на Скобелевой, а, следовательно, в конце концов, майорат этот должен был достаться Георгию Лейхтенбергскому и его детям, так как дети его — от принцессы крови.
Между тем, принц Николай Лейхтенбергский, умирая, оставил Императору просьбу о том, чтобы майорат был передан его детям.
Прежде всего Император Александр III, согласно желания умершего Николая Лейхтенбергского, дал его детям титул высочества и признал их принцами Лейхтенбергскими, а затем, по докладу министра двора гр. Воронцова-Дашкова, было предрешено, чтобы майорат из дрогоценных камней и, главным образом, из бриллиантов, остался семье принца Николая Лейхтенбергского.
Тогда еще был жив брат Николая Лейхтенбергского — Евгений Лейхтенбергский, который считал, что это решение неправильно, что имущество должно достаться ему.
Было подано Государю прошение о том, что имущество это должно перейти к нему (т.е. к Евгению Лейхтенбергскому), а после его смерти, к брату его — Георгию.
Вследствие этого, Императору Александру III было угодно назначить комиссию для того, чтобы рассмотреть это дело. В этой комиссии участвовали: граф Воронцов-Дашков — министр двора, обер-прокурор Святейшего Синода Константин Петрович Победоносцев, я, как министр финансов, и бывший в то время министром юстиции Николай Валерианович Муравьев.
Мы решили, что имущество это должно остаться в семействе Николая Лейхтенбергского, так как его сыновья признаны Императором Александром III герцогами Лейхтенбергскими, а затем еще и по следующим основаниям:
В России майората, так сказать, "драгоценных камней" — такого майората по закону не существовало и не существует. Этот майорат признавался не в силу существующих законов, а в силу Высочайшего повеления Императора Александра II. По нашим гражданским законам такого майората существовать не может, следовательно, если дело довести до суда и, если Император в это дело не будет вмешиваться, то тогда суд несомненно признает, что это имущество принадлежит сыновьям принца Николая, потому что такого рода майоратного имущества, как я уже сказал, — по русскому закону не существует, а поэтому, на основании общих законов, дело будет решено в пользу, как это удостоверил и министр юстиции, и К.П. Победоносцев — наследников Николая Лейхтенбергского.
Затем, самый этот майорат в семействе Лейхтенбергских был признан Императором Александром II. Но признание этого майората — этот акт Царя — это дело семейного порядка, а поэтому, если Император Александр III считает, что этот майорат, как акт семейного порядка, должен быть почему-либо уничтожен, то препятствий к этому в гражданских законах не существует и быть не может.
Государь это решение комиссии утвердил, и имущество это перешло к сыновьям Николая Лейхтенбергского, так благосклонно к принцу Николаю Лейхтенбергскому и несколько неблагосклонно к другим его братьям.
Мне это было разъяснено следующим образом:
Великая княгиня Мария Николаевна жила с своим мужем в хороших отношениях только первое время и, по мнению двора, и по мнению Александра III — Николай Лейхтенбергский и принцесса Евгения Лейхтенбергская (которая замужем за принцем Ольденбургским) — они действительно дети принца Лейхтенбергского; что же касается двух остальных братьев, то они в отношении природного родства с Лейхтенбергским находятся под знаком сомнния; в особенности это относится к Георгию Лейхтенбергскому, который считался сыном Строганова, — а известно, что Мария Николаевна, после смерти своего мужа, сейчас же вышла замуж за Строганова, очень красивого мужчину.
С другой стороны, Государь не особенно благоволил к Георгию Лейхтенбергскому, вследствие его семейного поведения, а к Евгению за то, что он был легкомыслен, и жена его вела себя также не особенно достойно: она большею частью всюду показывалась с Великим Князем Алексеем Александровичем, а не с своим мужем.
Вообще всякая такая некорректность в Царской семье сейчас же шокировала Императора Александра III, и подобная некорректность всегда служила главной причиной неблаговоления Государя к тому или другому члену Царского дома.
К принцу же Николаю Лейхтенбергскому Император относился благосклонно именно потому, что хотя он был женат морганатическим браком, но в семейном отношении он держал себя безукоризненно.
Сам Император Александр III, — как я уже говорил, — вел образцовую семейную жизнь; семейство Его могло служить образцом благочестивой русской семейной жизни.
Старший сын Императора Александра III — Николай — ныне благополучно царствующий Император; второй сын — Георгий — умер от чахотки на Кавказе (в Абастумане). Затем Великая княгиня Ксения Александровна и Великая Княгиня Ольга Александровна. (Кажется был еще один ребенок, который вскоре умер.)
При жизни Император Александр III выдал замуж свою старшую дочь — Ксению Александровну за Великого Князя Александра Михайловича.
Государь Император очень любил отца Александра Михайловича — Михаила Николаевича, своего дядю; это был единственный из его дядей, к которому он относился вполне благосклонно и любовно, главным образом, именно потому, что Великий Князь Михаил Николаевич был образцового поведения, как в семейной жизни, так и вообще как Великий Князь.
Но к сыновьям его, к детям Вел. Кн. Михаила Николаевича Император Александр III относился уже не так благосклонно; к жене Великого Князя, Великой Княгине Ольге Феодоровне Император также относился не вполне благосклонно, вероятно потому, что, во первых, Великая Княгиня Ольга Феодоровна не была вполне образцовой супругой, а затем, во вторых, главным образом, потому, что она имела еврейский тип, ибо как это известно в Бадене, она находилась в довольно близком родстве с одним из еврейских банкиров в Карлсруэ.
Этот еврейский тип, а пожалуй и еврейский характер в значительной степени перешел и к некоторым из ее детей.
Однажды Император Александр III, обратясь ко мне, говорит:
— Вы вчера видели детей… зонов? (Император произнес одну еврейскую фамилию).
Я не понял о каких детях с еврейским именем он мне говорит.
После мне объяснили, что он мне говорил о некоторых из Михайловичей.
Великий Князь Александр Михайлович был очень красивый молодой человек; он и до сих пор красивый мужчина, несколько еврейского, хотя и красивого типа.
Я должен сказать, что сталкиваясь с ним в моей государственной деятельности, я убедился, что у него не только внешний тип еврейский, но что он обладает, кроме того, вообще отрицательными сторонами еврейского характера. Я говорю "отрицательными сторонами", так как я не принадлежу к тем, которые считают евреев не людьми, а нахожу, что и в еврейском характере есть очень много хороших черт, и что, конечно, и среди евреев есть очень много людей вполне достойных.
Но Вел. Кн. Ксения Александровна была страшно влюблена в Великого Князя Александра Михайловича и, в конце концов, Император Александр III выдал ее замуж за Александра Михайловича, хотя он очень не любил этого Великого Князя.
Когда Великий Князь Александр Михайлович был еще женихом, как-то раз он поехал с Государем в шхеры (Александр III всегда летом ездил в шхеры и останавливался около берегов Финляндии, причем финляндцы всегда и всюду его очень добродушно встречали и весьма почитали, как Его, так и Его супругу, Императрицу Марию Феодоровну.).
Во время этой поездки что-то случилось с ванной Императора Александра III, и Великий Князь Александр Михайлович предложил ему свою гуттаперчевую ванну. Выкупавшись в этой ванне, Государь ее очень хвалил и Великий Князь Александр Михайлович сказал: "что наконец хоть что-нибудь Император нашел у него хорошего!"
В первый раз он похвалил хоть ванну Александра Михайловича, так как до этого времени ко всему, что касалось Великого Князя, Александр III всегда относился критически, всегда все ему не нравилось.
Я думаю, что Император Александр III, как я уже говорил, умом своего сердца предвидел и понимал, что Великий Князь Александр Михайлович все-таки не такой Великий Князь, какой был бы желателен для дочери такого Императора, как Александр III (См. Воспоминания. Царствование Николая II, т. I, стр. 201-205.).
Затем, перед самой своей смертью Император Александр III женил Наследника престола.
Нынешняя Императрица Александра Феодоровна, дармштатская Вел. Кн. Алиса — несколько лет ранее приезжала в Россию, как одна из Великих Княжен, которая может быть невестою будущего русского Императора. — Но, как кажется, она тогда успеха не имела; будущему же Императору Николаю II она, по-видимому, нравилась, и поэтому через несколько лет, перед самой смертью Императора Александра III, женитьба эта состоялась.
Великого Князя Георгия Александровича я совсем не знал. Будущего Императора Николая II я знал, когда Он был Наследником; имел с ним дела, когда Он был председателем комитета сибирской дороги, о чем я скажу несколько слов после.
Великую Княгиню Ксению Александровну я помню, когда она была еще полудевочкой.
Я помню, мне пришлось с нею как-то завтракать на отдельном столе; завтрак был чисто семейный, посторонних было очень мало. Помню, что Великая Княжна Ксения Александровна стеснялась и не знала, о чем со мною говорить. Мне было очень трудно наводить ее хоть на какой-нибудь разговор. Про эту Великую Княжну — нынешнюю Великую Княгиню, ничего, кроме самого хорошего, сказать нельзя. Она женщина безусловно образцовая во всех отношениях.
Больше всех Император Александр III любил своего сына Михаила Александровича.
Почему человек любит того или другого, — это тайна души, а потому трудно было бы объяснить, почему Император Александр III больше всего любил своего Мишу. Но факт тот, что Он его любил больше всех.
Все дети Императора Александра III, не скажу, чтобы боялись Отца — нет, но стеснялись перед Ним, чувствуя Его авторитет.
Михаил Александрович был чуть ли не один, державший себя с Отцом совершенно свободно.
Как-то раз, когда я приезжал в Гатчину, камердинер Михаила Александровича рассказывал мне, что вот какого рода история случилась:
Император Александр III утром очень любил ходить гулять со своим Мишей и во время прогулок Он с ним играл. Вот как-то они проходили около цветов, которые садовник поливал водопроводным рукавом. Неизвестно, почему, вероятно Михаил Александрович лез в воду, не слушался Императора, но кончилось тем, что Император Александр III взял этот рукав — это было летом — и окатил Михаила Александровича водой из рукава. Затем, они вернулись домой, Мишу сейчас же переодели.
— Затем, — рассказывал мне камердинер, — после завтрака Император обыкновенно занимался у себя, так и в этот раз. Он занимался в своих комнатах, которые, как раз, находились внизу, под комнатами, в которых жил Михаил Александрович.
В перерывы между занятиями, Император Александр III несколько высунулся за окошко, оперся на локти и так стоял и смотрел в окно.
Михаил Александрович это заметил, сейчас же взял целый рукомойник воды и всю эту воду вылил на голову Государя.
Ну, с Императором Александром III сделать безнаказанно такую штуку мог только Его Миша, потому что, если бы это сделал кто-нибудь другой, то Ему здорово бы досталось.
Когда я сделался министром путей сообщения в февраль 1892 г., то, во время одного из моих первых докладов, Император Александр III высказал мне свое желание, свою мечту, чтоб была выстроена железная дорога из Европейской России до Владивостока. Мысль эта глубоко засела у Императора Александра III, и еще до моего назначения министром он постоянно толковал о сооружении и этой дороги. Как известно, когда Цесаревич Николай, нынешний Император, сделал путешествие на Дальний Восток, то он заложил 19 мая 1891 г. там начало Уссурийской железной дороги, идущей из Владивостока в Хабаровск, так как в те времена не предполагали, чтобы Великий сибирский путь прошел через китайскую территорию, т. е. прошел бы прямым путем из Иркутска во Владивосток.
Император Александр III мне как бы жаловался на то, что вот, несмотря на все его усилия в течение 10 лет, он все время встречает со стороны министров, в комитета министров и в Государственном Совете затруднения в быстром исполнении этой мысли. Он взял с меня как бы слово, что я эту его мысль приведу в исполнение.
Поэтому, когда я был министром путей сообщения, и затем, когда я сделался 30 августа 1892 г. министром финансов, как во время царствования Императора Александра III, так и после его царствования, я усердно проводил эту мысль о сооружении Великого сибирского пути, и насколько прежние министры задерживали это предприятие, настолько я, памятуя заветы Императора Александра III, старался, как можно быстрее, осуществить этот путь.
К сожалению, его все-таки не удалось окончить в царствование Императора Александра III, и соединение Владивостока с Москвою посредством этого великого сибирского пути совершилось уже в царствование Императора Николая II.
Я не преувеличу, если скажу, что это великое предприятие было совершено благодаря моей энергии, конечно, поддержанной сначала Императором Александром III, а потом Императором Николаем II.
Вообще же эта идея не встречала особенного сочувствия в высших государственных сферах. Мне удалось особенно быстро двинуть это дело, когда я сделался министром финансов, после того, как я пробыл министром путей сообщения в течение 7-8 месяцев, так как для того, чтобы построить такую дорогу, главное что было нужно — это деньги и, если бы я оставался министром путей сообщения, то всегда бы встречал известную задержку у министра финансов.
Сделавшись же министром финансов и имея с одной стороны повеление Государя и завет Его совершить это великое дело, довести его до конца — я, конечно, отдался этому делу всею душою и все средства, которые только я мог давать на это дело — я давал.
После смерти Императора Александра III мне помогло в этом деле следующее обстоятельство, а именно, что этим делом я очень заинтересовал Императора Николая II, еще в то время, когда он, будучи Наследником, совершенно еще молодым человеком, никакими вообще государственными делами не занимался.
Чтобы двинуть дело (постройки) Сибирской дороги, когда я сделался министром финансов — я решил, что надо образовать особый комитет Сибирской жел. дор. комитет, который бы имел значительные полномочия для того, чтобы избегать всяких проволочек по различным сношениям с министрами и затем различных затруднений, как в комитете министров, так и в Государственном Совете; чтобы этот комитет был снабжен не только полномочиями по вопросам, касающимся управления постройки дороги, но и по решениям, касающимся постройки, законодательного свойства.
Вот эту мысль, об устройстве такого комитета, я провел в особой высшей комиссии, которая была по данному предмету основана.
Когда Император Александр III утвердил эту мысль, то я имел с ним следующий знаменательный разговор в Аничковском дворце.
Я пришел к Императору в обыденный день, т. е. в пятницу, когда обыкновенно я делал доклады Императору. Он благодарил меня за то, что я вопрос сооружения великого сибирского пути двигаю быстро, и затем спросил меня:
— Кого, вы думаете, следует назначить председателем этого комитета? Дурново, Иван Николаевич (который был в то время министром внутренних дел) мне советует назначить на место председателя Александра Аггеевича Абазу (это тот самый Абаза, о котором я уже рассказывал). — Но, — продолжал Государь, — мне очень противно назначить председателем Абазу, хотя я и знаю, что вообще Абаза человек умный и энергичный. Может быть, вы мне укажете кого-либо, чтобы назначить на этот пост?
Я говорю Императору:
— Если Вам угодно выслушать мое мнение, то я бы на этот пост назначил Наследника-Цесаревича. -
Государь Император был очень удивлен.
— Как? — спрашивает — да вы, — говорит, — скажите, пожалуйста, вы знаете Наследника-Цесаревича?
Я говорю:
— Как же, Ваше Величество, я могу не знать Наследника-Цесаревича?
— Да, но вы с ним когда-нибудь о чем-нибудь серьезном разговаривали?
Я говорю:
— Нет, Ваше Величество, я никогда не имел счастья о чем-нибудь говорить с Наследником.
— Да ведь он, — говорит, — совсем мальчик; у него совсем детские суждения: как же он может быть председателем комитета?
Я говорю Императору:
— Да, Ваше Величество, он молодой человек и, как все молодые люди, может быть, он серьезно еще о государственных делах и не думал. Но ведь, если Вы, Ваше Величество, не начнете его приучать к государственным делам, то он никогда к этому и не приучится.
(Так обыкновенно всегда делали, чтобы приучить наследников к государственным делам: 1) они присутствовали при докладах министров Государю, а затем 2) занимали выдающиеся государственные посты и таким образом приучались к делам.)
— Для Наследника-Цесаревича, — сказал я, — это будет первая начальная школа для ведения государственных дел.
Так как, — говорю, — Ваше Величество говорите, что Наследник совсем не опытен, то назначьте вице-председателем сибирского комитета председателя комитета министров Бунге (который был преподавателем у Наследника-Цесаревича), и так как Бунге был преподавателем Наследника-Цесаревича, то между ними установились такие отношения, что Наследник не будет обижаться, если Бунге ранее будет ему докладывать дела и до известной степени его направлять — как вести дело.
На это мне Император сказал:
— Ваша мысль, — говорить, — так мне нова, что я ранее об этом совсем не думал, а поэтому сейчас я решить не могу. Я, — говорит, — об этом сначала подумаю.
На следующий доклад, когда я явился к Императору, он мне сказал:
— Я, — говорит, — вас послушался. Я, — говорит, — решил так: Наследника я назначил председателем комитета, а Бунге Николая Христиановича — вице-председателем.
Я говорю, что эта моя мысль была чрезвычайно счастлива потому, что Наследник-Цесаревич очень увлекся этим назначением, принял его близко к сердцу; когда сделался Императором, то сохранил за собою звание председателя сибирского комитета и все время интересовался этим делом. Конечно, благодаря этому я и мог так быстро подвинуть дело сибирской дороги, так что этот великий сибирский путь был в течение нескольких лет совершенно устроен, и Петербург или, иначе говоря, Париж соединился с Владивостоком прямым железнодорожным путем.
Я должен сказать, что когда Наследник вступил председателем комитета, то уже через несколько заседаний было заметно, что он овладел положением председателя, что, впрочем, нисколько не удивительно, так как Император Николай II человек, несомненно, очень быстрого ума и быстрых способностей; он вообще все быстро схватывает и все быстро понимает. Как я уже имел случай говорить: в этом отношении, по своим способностям он стоить гораздо выше своего Августейшего Отца. Его Августейший Отец отличался совсем другими способностями, которые делали его великим Императором.
Когда впоследствии мне приходилось слышать критику действий Императора Николая II в первые годы вступления Его на престол, то мне часто приходила мысль о том, что многие неправильные шаги и действия, которые были сделаны Императором, весьма объяснимы Его неопытностью. Ведь не нужно забывать, что Цесаревич Николай, сделался Императором Николаем через год или 1½ после того, как Августейший Его Отец, который Его очень любил, сам сказал мне, что его Августейший сын еще мальчик и никакими государственными делами не занимается или, по крайней мере, самостоятельно никакие государственные дела вести не может.
Я рассказал о том, каким образом Наследник-Цесаревич сделался председателем комитета Великого Сибирского пути и что это назначение было гарантию осуществления Великого Сибирского пути в сравнительно незначительный срок, ибо Наследник-Цесаревич, сделавшийся в самое непродолжительное время Императором, оставил за собою председательство в комитете Сибирской ж. д., а так как в то время монархия была неограниченная, то, само собою разумеется, решения сибирского комитета имели значение законов, так как — вернее говоря — в тех случаях, когда надо было обращаться в законодательное учреждение, а именно, в Государственный Совет, вопросы уже заранее были предрешены Государем Императором.
Наследник тем охотнее предался своей роли председателя сибирского комитета, что вообще Дальний Восток, как будто бы, был судьбою связан с личностью Цесаревича, а затем и Императора Николая. Здесь какой то фатум.
Когда Цесаревич Николай достигал совершеннолетия, то явился вопрос о путешествии его за границу для большого политического развития, и тут явилась у Императора Александра III мысль, можно сказать, фатальная — отправить Его Высочество Наследника-Цесаревича на Дальний Восток.
По моему мнению, эта поездка наложила на будущего Императора известную тенденцию, которая фатально отразилась на всем его царствовании, по крайней мере постольку, поскольку мы об этом можем говорить в настоящее время, в 1911 году.
Наследник-Цесаревич совершил это путешествие со своим братом Георгием. Брат Наследника Георгий был слабогрудый юноша; во время же этого путешествия чахотка явно в нем проявилась, — произошло ли это от простуды или от другой какой-нибудь неосторожности: — я не знаю, но, в конце концов, Георгий, будущий Цесаревич, должен был вернуться из этого путешествия, не докончив его, и затем, до самой своей смерти, должен был жить на Кавказе, где в Абастумане он, будучи уже Цесаревичем, и скончался.
Затем с Наследником-Цесаревичем ездил принц Георгий Греческий — молодой человек, наиболее склонный к таким действиям, которые не могут служить образцом для Великих Князей и принцев.
Сам Наследник и вся эта экспедиция была вверена генералу свиты Его Величества князю Барятинскому (в настоящее время князь Барятинский — генерал-адъютант — он еще жив, но разбит параличем и состоит при Императрице Марии Федоровне). Это недурной, но вполне ничтожный человек, потому он не мог нравственно руководить молодыми Великими Князьями.
Затем, с ними было несколько молодых людей, очень порядочных, но эти молодые люди уже по самому своему положению не могли представлять собою никакого авторитета. Эти молодые люди были:
Молодой конногвардейский офицер князь Николай Дмитриевич Оболенский; затем кавалергардский офицер князь Кочубей и офицер лейб-гусарского полка Волков.
Из этих лиц князь Николай Дмитриевич Оболенский в чине генерала свиты Его Величества — состоит при Императрице Марии Федоровне, это одно из лиц ей наиболее приближенных; он человек замечательной порядочности, и нравственной чистоты.
Другой — князь Кочубей, генерал-адъютант и начальник главного управления уделов.
Волков состоит начальником кабинета Его Величества в чине генерала свиты Его Величества.
Кроме этих трех военных с Наследником ездил — князь Ухтомский, также человек весьма порядочный, ныне он редактор-издатель "С. Петербургских Ведомостей". Этот князь Ухтомский описал все путешествие Наследника-Цесаревича на Дальний Восток. Это сочинение представляет собою большой интересный том, хорошо изданный, и изданный после цензуры самого Императора Николая II, бывшего тогда еще Наследником.
Всем, кто хочет познакомиться с внешней стороной всего этого путешествия, должен обратиться к книге князя Ухтомского, но я говорю, конечно, о внешней стороне, потому что все официозные издания под цензурой того Высочайшего лица, которого путешествия описываются, конечно, не могут заключать в себе вещей, содержание которых может быть и составляет самую интересную часть путешествия, но которые не предназначаются вообще для печати.
Фатальность этого путешествия, по моему, заключается в следующем: известно, что, когда Наследник приехал в Японию, то какой-то изувер японец Вацу ранил Наследника посредством шашки в голову, причем, как мне пришлось слышать от очевидцев, самое ранение сопровождалось с внешней стороны не особенно картинными действиями, т. е. такими, которые не могли бы увлечь зрителей симпатиями в ту или другую сторону, если бы разыгравшаяся драма давалась для зрителей.
Этот инцидент весьма тягостно отразился в Петербурге; он очень сильно подействовал на Императора Александра III и не менее тягостно, что вполне естественно, подействовал и на Наследника. Мне представляется, что это событие вызвало в душе будущего Императора отрицательное отношение к Японии, т. е. я хочу сказать, что этот удар шашкой японского изувера, нанесенный в голову молодому Цесаревичу, конечно, неблагоприятно повлиял на его впечатления о Японии и о японцах в частности.
Поэтому понятно, что Император Николай, когда вступил на престол, не мог относиться к японцам особенно доброжелательно, и, когда явились лица, которые начали представлять Японию и японцев, как нацию крайне антипатичную, ничтожную и слабую, то этот взгляд на Японию с особою легкостью воспринимался Императором, а потому Император всегда относился к японцам презрительно.
Когда началась последняя ужасная и несчастная война, то в архивах всех министерств можно найти оффициальные доклады с Высочайшими надписями, в которых Император называет японцев "макаками".
Если бы не было такого мнения о японцах, как о нации антипатичной, ничтожной и бессильной, которая может быть уничтожена одним щелчком Российского гиганта, то, вероятно, мы бы не начали эту позорную политику на Дальнем Востоке, не заявили бы, что мы должны иметь верховенство в Тихом океане, не захватили бы Порт Артур, не втюрились бы в эту войну и не пережили бы всё те ужасы, которые мы переживали, как во время войны, так еще больше, как ее последствия.
Говоря о последствиях этой войны, нужно сказать, что последствия эти, хотя, может быть, несколько отдаленные, еще далеко не кончились, и тот толчок, который дала эта война, еще в будущем будет иметь большие последствия.
Затем все путешествие в той обстановке, в которой оно было совершено, — это было путешествие Наследника величайшего в мире престола, будущего Императора величайшей Империи в мире — обставленное, естественно, особым блеском и особою фееричностью, — не могло, конечно, не оставить глубокого следа на впечатлительную натуру молодого Цесаревича.
Наконец, поездка из Владивостока через всю Сибирь на почтовых, конечно, тоже не могла не произвести реального впечатления величия той роли, которая Богом предназначена для молодого Наследника, будущего Императора.
Поэтому, естественно, все это вместе в мировоззрении молодого Цесаревича не могло не занять места, несоответствующего в среде других впечатлений, которые должны были найти приют в сердце и уме Цесаревича. Он гораздо более склонял свою голову, свой ум и свои чувства в направлении к Востоку и притом к Востоку дальнему, нежели к Востоку ближнему и к Западу.
Вследствие этого, можно сказать, поездка его на Дальний Восток в известной степени, как бы предрешила и характер всего Его царствования. Вот почему я говорю, что поездка эта была фатальна.
Мне приходилось часто слышать, что Император Александр III сделал ошибку, послав Наследника престола на Дальний Восток, вместо того, чтобы организовать путешествие по Европейской России, дабы Наследник ближе познакомился с Европейской Россией, a также с Западом и ближайшими к нам странами.
Когда молодой Цесаревич неожиданно сделался Императором, вследствие преждевременной смерти Императора Александра III, то естественно полагать, что в душе его неоднократно рождалась мысль о дальнейшем расширении Великой Российской Империи в направлении к Дальнему Востоку, о подчинении китайского богдыхана, подобно бухарскому эмиру, и чуть ли не о приобщении к титулу Русского Императора — дальнейших титулов, например: богдыхан китайский, микадо японский и проч. и проч.
Но я думаю, что если Император Александр III и сделал ошибку, послав своего сына, прежде всего, путешествовать на Дальний Восток, то эта ошибка уж не была такой большой, так как надо иметь в виду, что в то время несомненно Император не думал о близкой своей смерти, — его воловье здоровье не давало к тому никаких поводов.
Наследник-Цесаревич председательствовал в сибирском комитете очень недурно, во всяком случае относился к своим обязанностям весьма внимательно.
Я не знаю, имел ли на него в этом смысле какое-нибудь влияние вице-председатель этого комитета Николай Христианович Бунге, но факт тот, что сам Наследник всегда знал те дела, которые в комитете обсуждались.
Я не стану, конечно, здесь говорить о всех более или менее крупных вопросах, которые обсуждались в Сибирском комитете, тем более, что мне, вероятно, придется говорить о некоторых из этих вопросов впоследствии, когда я буду рассказывать о царствовании Императора Николая II, но я не могу не припомнить одного, весьма интересного факта.
Факт этот интересен в том отношении что это было так недавно, еще не прошло с того времени и 20 лет, а между тем, теперь кажется совершенно невероятным, что в конце прошлого XIX столетия могли быть возбуждаемы такие вопросы, которые, собственно, могли возникать лишь в средние века.
Я возбудил и старался двинуть вопрос о переселении из Европейской России в Сибирь по мере сооружения Сибирской дороги.
Вопрос этот был поставлен мною в записке, которая, как я уже раньше рассказывал, обсуждалась в особом совещании, — как вопрос основной.
Совещание пришло к решению о планомерном сооружении Сибирской дороги и об организации для этого Сибирского комитета.
В моих понятиях устройство великого Сибирского пути неразрывно связывалось с вопросом о переселении. Этим путем, с одной стороны, разрежалось население в Европейской России и там (в Европейской России) являлось более свободы для земельного быта крестьян, а с другой стороны этим оживлялась великая наша сибирская окраина; затем, благодаря переселению можно было надеяться на то, что Сибирский путь в близком будущем сам себя будет окупать.
Между, тем, мысль о переселении не только не встретила сочувствия, но встретила скрытое противодействие. Противодействие это основывалось на крепостнических чувствах и идеях.
Многие из наших влиятельных частных землевладельцев дворян и их ставленники в бюрократическом мире Петербурга, а прежде всего министр внутренних дел Иван Николаевич Дурново — считали эту меру вредной. Они утверждали, что мера эта может иметь дурные политические последствия; а, в сущности говоря, при откровенном разговоре и суждениях об этом деле — ясно выражалась крепостническая мысль, а именно, если крестьяне будут выселяться, то земля не будет увеличиваться в цене, потому что известно, что чем больше количество населения, тем более увеличиваются и цены на землю; это, с одной стороны, неудобно — невыгодно для частных землевладельцев, потому что рост ценности на землю, если и будет, то будет меньше; а с другой стороны — рабочих рук будет меньше, а поэтому и за обработку земли придется платить больше. А желательно, чтобы не помещик искал рабочих, а рабочие умирали с голоду от неимения работы, тогда рабочие руки будут гораздо дешевле, а потому и лучше.
Поэтому в одном из заседаний Сибирского комитета вскоре после его открытия вопрос о том, желательно ли для общегосударственных интересов переселение крестьян из Европейской России в Сибирь, или нежелательно — был поставлен во всем объеме принципиально.
И, несмотря на возражения, и не столько возражения, сколько вообще желания вопрос этот похоронить, проявленные со стороны некоторых членов Сибирского комитета, во главе с министром внутренних дел Дурново, возражавших против моей мысли о том, что эта мера благая — благодаря поддержке Бунге — эта моя идея получила апробацию Сибирского комитета и прежде всего его председателя Наследника-Цесаревича.
В этом заседании Наследнику-Цесаревичу, будущему Императору Николаю II, в первый раз пришлось определенно высказаться по большому политическому вопросу и высказаться в том смысле, который в те времена почитался либеральным и даже более — в те времена такая моя идея почиталась революционной; точно также, как в 1905 году, да и до настоящего времени, моя идея о необходимости перемены государственного строя на началах 17 октября, или, попросту говоря, манифест 17 октября дал мне в глазах всех патриотов аттестацию революционера.
Теперь уже не составляет вопроса: есть ли переселение крестьян из Европейской России в Сибирь благо или нет? Я думаю, многие были бы удивлены, узнав, что еще 18 лет тому назад это считалось вредом, и правительство принимало все меры в административном порядке для того, чтобы крестьяне были пригвождены к своей земле, чтобы население там, где оно скучено, увеличивалось еще более для увеличения цен на землю и, главным образом, для того, чтобы ценность рабочего труда была низка.
Император Александр III, конечно, утвердил журнал Сибирского комитета, в котором была выражена идея о полезности переселения для общегосударственных интересов и идея о вреде искусственного затруднения этого переселения.
Император Александр III был очень набожный, православный человек, но это не мешало ему быть в некоторых случаях и, очень строгим даже и с высшей иерархией.
Я помню такой инцидент: хоронили великую княгиню Екатерину Михайловну, дочь Великого Князя Михаила Павловича, жену принца Мекленбургского (обладательницу Михайловского дворца); процессия вышла из Михайловского дворца и пошла в Петропавловский собор; певчие, как обыкновенно, конечно, шли раньше гроба, перед духовенством, потом шло духовенство, а затем катафалк; за катафалком все время шел пешком Император Александр III, свита, высшие лица, между прочими и я, как министр.
Когда мы вошли в Петропавловскую крепость, то, подходя к собору Петропавловской крепости, духовенство и певчие остановились около собора, и вдруг я вижу, что у певчих крайне засаленные и замаранные одеяния, на что обратил внимание и Император, которого это ужасно покоробило.
Когда митрополит (а в то время митрополитом был Палладий) отслужил литию и должен был входить в собор — Император подошел к Палладию и сказал ему:
— Посмотрите, владыко, как певчие одеты, ведь это просто постыдно.
Этот бедный старец Палладий весь затрясся.
Император Александр III, хотя и относился к Великой Княгине Екатерин Михайловне очень благосклонно, но, однако, тем не менее он был очень гневен на К.П. Победоносцева за следующий случай:
Когда Великая Княгиня Екатерина Михайловна умерла, то она оставила завещание, которое составлял Победоносцев. Между прочим, в этом завещании было написано, что Великая Княгиня оставляет Михайловский дворец старшему сыну (или, кажется, сыновьям).
Великая Княгиня жила в Михайловском дворце потому, что этот дворец принадлежал ее отцу, но, собственно говоря, этот дворец Императорский, принадлежащий вообще царскому дому; Великая Княгиня имела только право в нем жить, но дворец этот ей не принадлежал. По праву же, если можно так выразиться, "давности", так как Великая Княгиня давно уже в нем жила и была особенно всеми уважаема и так как в составлении этого завещания участвовал К.П. Победоносцев, с которым она была в очень хороших отношениях, т. е. Победоносцев был близок с ее семейством, то в этом завещании был помещен пункт: что дворец она оставляет своим сыновьям (кажется, сыновьям, а не сыну).
Когда Великая Княгиня Екатерина Михайловна была уже на смертном одре, перед смертью она просила к себе приехать Императора Александра III. И вот, будучи уже совсем больной, лежа, она сказала ему, что скоро она умрет, что у нее оставлено завещание и что она просит Императора это завещание утвердить.
Император поинтересовался узнать: кто составил завещание?
И когда Великая Княгиня ответила, что составлял К.П. Победоносцев, так как Император доверял Победоносцеву (который был юрист, профессор гражданского права), Он, не читая из корректности завещания, прямо его подписал.
Впоследствии, когда Великая Княгиня умерла и оказалось, что дворец, принадлежащий Императорскому дому, должен перейти этим принцам, католикам или лютеранам (из которых один в прошлом году умер, а другой в настоящее время, будучи генералом от артиллерии, командует какой-то артиллерийской бригадой), то Государь был очень возмущен тем, что Императорский дворец перешел к этим принцам.
Как то раз я имел разговор с Императором, и Он сказал мне, что ему очень неприятно, что этот исторический дворец, который принадлежит Императорскому дому — перешел по какому то недоразумению в руки этих принцев. Государь сказал, что Его подвел К.П. Победоносцев и что Он очень желает, чтобы этот дворец был все-таки выкуплен, а поэтому просил меня войти как-нибудь в переговоры относительно выкупа Михайловского дворца.
Раз уже завещание подписано, Он не хочет его переменить, так как сам утвердил, но вообще, — говорил Государь, — Он очень недоволен Победоносцевым и был бы очень рад, если бы мне удалось как-нибудь этот дворец выкупить, причем сказал, что если в этом дворец никто из Императорского семейства не будет жить, то, может быть, можно будет устроить там Ксенинский Института, т.е. Институт имени Его дочери Ксении Александровны.
Это был просто разговор. Затем вскоре Император умер.
Но мысль эта, это желание Императора Александра III у меня запало в сердце, и я как то раз, когда Император Николай II вступил на престол, говорил с ним об этом.
Из слов Императора Николая II я увидел, что и Он точно также слыхал о том, что Его покойный Отец был недоволен тем, что Михайловский дворец перешел в руки принцев. Я рассказал ему весь разговор с Его Батюшкой, рассказал о желании Императора
Александра III выкупить этот дворец и о том, что Государь меня тогда просил это устроить.
Император Николай II тоже сказал, что он просит меня это дело докончить. Тогда я переговорил с этим принцем и вошел с ним в соглашение.
Он согласился продать мне этот дворец, если я не ошибаюсь, кажется, за 4 милл. рубл. Я на эту сумму согласился; доложил Императору, который, в свою очередь, изъявил согласие.
Итак, было решено, что мы этот дворец покупаем. Я сказал, что когда принц получит деньги, то он должен через столько то месяцев очистить дворец. Это происходило как раз летом. Дворец был очищен, причем оказалось, что при очистке дворца были сняты все ценные двери, камины, вообще все украшения, которые в сущности, у нас не признаются движимым имуществом, а считаются принадлежностями недвижимого имущества. Но тем не менее, принц все это ободрал, забрал все ценные двери, камины и т. д.
Таким образом, когда дворец перешел в собственность Государя (хотя за него заплатила казна), Император спросил меня: что, по моему мнению, следует делать с этим дворцом?
Я сказал Государю, что Его Отец желал сделать из этого дворца институт и назвать его "Ксениинским", но, что мне казалось бы, что было бы очень хорошо, если бы Государю было угодно там поселиться, потому что в Аничковском дворце живет Его матушка Императрица Мария Феодоровна, а Михайловский дворец очень удобный, имеет хороший сад и если восстановить (Там, до настоящего времени, помещается Собственная Канцелярия Государя Императора.) этот дворец, возобновить парк, то можно пользоваться воздухом, так как там большое место.
Но Государь от этого уклонился, сказав:
— Я не вижу, почему я должен жить не в тех помещениях, в которых жили мой Отец и мой Дед?
Государь поселился в Зимнем дворце. Я еще ранее обращал внимание на то, что при Зимнем дворце нет сада, где бы мог гулять Государь и Его дети.
Когда Император Николай II поселился в Зимнем дворце, то я не имел с Ним об этом разговора. Он отчудил себе часть Дворцовой площади (вследствие чего вышло недоразумение с городом), сделал превосходную решетку, которая теперь составляет украшение площади; там разведен парк.
В этом парке Император, до 1904 года, (т.е. до всей этой истории с революцией), окруженном превосходной решеткой, представляющей вместе с тем и отличную защиту, — постоянно гулял; там же резвились и Его дети.
Таким образом, вопрос о том, что делать с Михайловским дворцом, не был решен.
Затем, когда я снова возбудил вопрос о том: что же делать с этим дворцом, и напомнил о Ксениинском институте, то Император сказал, что он желал бы, чтобы Ксениинский институт был в Николаевском дворце, а этот Николаевский дворец после смерти Великого Князя Николая Николаевича перешел к его сыновьям: Великому Князю Николаю Николаевичу (которого, в отличие от его отца Николая Николаевича "старшего", называли — "младшим") и Петру Николаевичу.
Эти Великие Князья запутались в долгах и просили этот дворец купить. Государь опять поручил мне купить этот дворец на счет казны и сказал, что он желал бы, чтобы Ксениинский институт был устроен в Николаевском дворце.
После того, как этот дворец был мною, по приказанию Государя, куплен, я дал мысль устроить в Михайловском дворце, "Музей Императора Александра III" в память того, что покупка этого дворца была сделана по инициативе покойного Императора; хотя он и предполагал устроить институт, но я, питая благоговение к Его памяти, хотел, чтобы кроме памятника, который предполагалось поставить, а ныне поставлен на Знаменской площади, был еще какой-нибудь другой памятник Его имени. Поэтому я и подал эту мысль, которая и была очень благосклонно воспринята нынешним Императором Николаем II.
Теперь там устроен музей Имени Императора Александра III, который разрастается, и со временем, конечно, составить громадный памятник искусства, памятник великий, соответствующий величию самого покойного Императора.
Тому, кто верит в предрассудки, представился бы знаменательным тот факт, что в последнее светлое воскресение перед кончиною Императора Александра III произошел следующий случай.
Обыкновенно в этот день в Зимнем дворце была торжественная заутреня; на эту заутреню приглашались почти все высшие чины Империи, (а также военные высшие чины) и двор — одним словом, выход был большой, торжественный.
Когда начался выход, то как только Император с Императрицей вышли из своих покоев, вдруг всюду потухло электричество. Почти весь дворец был в темноте (только в некоторых комнатах восстановилось электричество), так что пришлось осветить его простыми керосиновыми лампами и свечами.
Уже тогда Император Александр III имел очень болезненный вид. Он вообще всегда был очень бледен и имел вид малокровный; в особенности же он стал выглядеть болезненным после катастрофы в Борках, — о чем я говорил ране.
В течение времени от Пасхи до моего последнего всеподданнейшего доклада (который был, вероятно, так, в конце июля или в начале августа) — болезнь Государя уже сделалась всем известной. Из Москвы приезжал известный Московский профессор Захарьин, который с неделю даже прожил с Государем в Гатчинском дворце.
Но сам Государь болезнь свою не признавал. Вообще в Царской семье есть какой-то странный — не то обычай, не то чувство — не признаваться в своей болезни и, по возможности, не лечиться, и вот, это-то чувство, эта привычка у Императора Александра III были особенно развиты.
Когда Захарьин приезжал в Петербург и лечил Государя, то сделалось известным, что у Императора Александра III болезнь почек — нефрит.
Впрочем, не нужно было быть доктором, чтобы определить эту болезнь. Нефрит — болезнь почек — выражается особою бледностью, одутловатостью тела. Я хорошо знаю эту болезнь, потому что близко видел ее, так как моя жена была больна этою болезнью, от нее и умерла.
Затем, стало известным, что у Государя отекают ноги, появилась в ногах вода.
Итак, Государь в июле или в августе уехал в Беловежскую пущу, в тамошний дворец, а оттуда, кажется, проехал в Ялту (не помню, прямо ли оттуда проехал в Ялту или сначала из Беловежской пущи он посетил Царство Польское — Скерневицкий дворец).
Когда Император Александр III приехал в Ялту, то он был уже совсем больной; к нему был вызван доктор Лейден, известный профессор в Берлине.
Я этого Лейдена знал и после смерти Императора Александра III встречался с ним в Берлине. Он говорил мне то же, что говорил и Захарьин, а именно, что Император, как человек, производил самое отрадное впечатление, но что он, очевидно, в медицину не верил и, как пациент, он был один из самых непослушных пациентов, с которыми ему приходилось иметь дело.
Когда Император покинул Петербург, я уехал за границу в Виши. Это была моя первая поездка в Виши; поехал я туда для моей жены. Пробыв там несколько недель, я вернулся из-за границы в Петербург.
По принятому обычаю, когда министры возвращаются из отпуска, то они не вступают в исполнение своих обязанностей, не испросив разрешения Государя, поэтому как только я приехал в Вержболово, то я сейчас же телеграфировал Императору, докладывала о моем возвращении и испросил его разрешения на вступление в исполнение моих обязанностей министра финансов. Немедленно я получил от Государя ответ, в котором он повелевает мне вступить в исполнение моих обязанностей. Это было последнее слово Императора, обращенное ко мне.
После смерти Императора, я просил дать мне подлинную телеграмму, так как во первых, она была как память, а кроме того мне было интересно узнать: была ли эта телеграмма написана им лично, или кем либо из его свиты.
Эту телеграмму мне переслали, она хранится в моем архив. Написана телеграмма лично Императором, совершенно твердым почерком.
После моего возвращения наступили очень тяжелые недели...
Цесаревич Николай поехал за своей невестой, так как Император, предчувствуя свою смерть, желал, чтобы Наследник женился скорее.
Цесаревич Николай привез свою невесту из Дармштадта прямо в Ялту; привез Он ее туда дней за 10, если не менее, до смерти Императора.
Хотя Император прежде, когда Дармштадтская принцесса Алиса в первый раз была в России, отнесся к ней не с особенной симпатией, — вследствие чего и не состоялась свадьба, — но на этот раз, Он с болезненным нетерпением ждал приезда своего сына с невестой, считал даже все время дни, оставшиеся до его приезда и, как мне рассказывали, был чрезвычайно рад, когда Он приехал в Ялту.
Кроме Лейдена, который видел Его Величество часто, при Императоре постоянно был лейб-медик, известный хирург, Вельяминов, теперешний начальник Военно-Медицинской Академии. К этому Вельяминову Император относился очень сочувственно. Вообще у Государя к некоторым лицам были особенные симпатии и привязанности и, большею частью, в своих симпатиях и привязанностях он не ошибался. Так вот и к Вельяминову Император Александр III питал это чувство особой привязанности. Вельяминов постоянно ходил к Государю в его помещение.
Соответственно своему характеру, Император не жил в большом доме, т. е. в самом Ливадийском дворце, а занимал совсем маленьком домике, в котором он ранее, когда еще был Наследником престола, иногда живал и который был рядом с этим дворцом.
Как я уже говорил ранее, Император не любил жить в больших помещениях, а любил очень маленькие и скромные помещения.
Этот большой дом-дворец год тому назад разрушен, так как он оказался малым, и в настоящее время вместо него воздвигается большой каменный дворец, который спешно приводится к концу, так как Император Николай с Императрицею, которая больна, эту осень предполагает провести в Ялте.
Дворец этот, который начали строить год тому назад, строят с особой спешкой.
Домик же, в котором жил Император Александр III и в котором Он умер, конечно, остался нетронутым, и надо надеяться, что он, как историческая святыня для потомства, останется нетронутым.
Когда, после смерти Императора Александра III, мне приходилось бывать в Ялте во время пребывания там нынешнего Императора, всякий раз, когда я бывал в Ливадии, я заходил в этот домик и в те маленькие комнаты, в которых провел последние дни своей жизни Император Александр III и где Он и скончался.
Последние недели перед смертью, которая последовала 20 октября 1894 г., внимание всей Европы было приковано к Ялте и в эти последние недели с особенною яркостью выяснилось, какой громадный престиж и какое громадное значение имел Император Александр III на всю мировую политику.
Все без исключения газеты, всех направлений и всех стран, писали Императору дифирамбы, признавая Его громадное значение в международной жизни всего мира, a также отдавая справедливость Его честному, благородному, правдивому и прямому характеру.
Весь мир признавал, что если последние 13 лет, во время царствования Императора Александра III, Россия жила в покое и вся Европа прожила мирно, то это только благодаря крайне миролюбивому характеру Императора Александра III, который был миролюбив не на словах, — он не подавал инициативы для различных мирных конференций, мирных выступов и мирных погремушек, — а фактически, по существу своего высокого характера, — был тверд, но в высокой степени миролюбив.
19-го октября под впечатлением тревожных сведений, идущих из Ялты, было официальное молебствие в Казанском соборе, на котором присутствовали не только все высшая административные лица города Петербурга, но и простые обыватели, а в том числе и студенты. Петербург молился о даровании Императору Александру III жизни, а 20 октября получилось ужасное известие об Его смерти...