Наш коллега из Варшавы педагог и предприниматель Михал Варых прислал мне ссылку на интересный и актуальный материал в российских СМИ. И Михал, и я лично, и все наши близкие коллеги-педагоги являются твёрдыми сторонниками дружеских отношений с польским народом. В наших совместных с польскими педагогами проектах мы воспитывали именно такое отношение у российских школьников. К сожалению, у политиков и политологов, участвующих в политических ток-шоу, мы чаще всего видим, мягко говоря, не аккуратные обобщения. И это — не профессионально, как минимум. Более того, на мой взгляд, такая поверхностная позиция противоречит коренным национальным интересам России.
Поэтому материал, присланный Михалом, очень важен: он отражает реальность. О своём личном опыте жизни в Польше, общении с поляками рассказывает известный тележурналист. И я полагаю, что наша молодёжь и педагоги должны к этому внимательно прислушиваться.
На спортивном сайте опубликовано большое интервью со Станиславом Мининым. Я предлагаю только часть интервью о его жизни в Польше и, разумеется, ссылку на сайт, кому интересна более версия.

Дружба России и Польши, учеба в посольской школе с внуком Ким Ир Сена

— Главная для тебя страна, помимо России, это Польша. Первое воспоминание о ней?
— Впервые приехал туда в 1984 году, уже после военного положения. Гораздо четче из той поры помню, как впервые собирались в Польшу: московская квартира, где собраны коробки.
В первой, старой польской квартире папа отравился газом из-за утечки. Сел на кухне с полотенцем на голове и дышал. Уже потом мы переехали в дом, выданный посольством.
Помню, как разбил себе лоб. Полез смотреть снег, уже тогда редкое явление в Польше. Ударился головой о батарею, на лбу до сих пор шрам. Меня зашивали, а я кричал: «Уберите этот дурацкий шприц!»
— Социалистическую Польшу ты не застал?
— Тогда мне было три года — можно сказать, в Советском Союзе и не пожил. Но отложилось, что поляки и русские — братья навек, так тогда считалось. Единство народов соцлагеря.
В 80-е годы в Польше можно смотреть на видеомагнитофоне иностранные фильмы, переведенные на польский. Помню мультики, политику на местном ТВ. Первое, что произнес на польском, — «Ежи Попелушко». Это священник, которого убили спецслужбы.
Был период гласности. Помню закладку для книжки со словами: «Гласность. Перестройка. Демократия. Да!» Я понимал только «да», спрашивал у родителей про остальное. Они объяснили, что это хорошо, что наш президент — Горбачев. Помню его визит в Польшу.
— Каково тебе было учиться в посольской школе?
— Замечательное место. Не мажорное, это стереотип. Среди детей дипломатов, которых я знаю, не было мажоров. В отличие от детей первых русских бизнесменов — те ходили с мобильными телефонами. А у нас родители уже откладывали, понимали: вернемся — и понадобятся деньги.
В школе я учился первый, второй класс и с шестого по 10-й. На русском языке. В классе было три белоруса, три украинца. Мы говорили на одном языке, особых отличий не было. Также там учились монголы, северные корейцы.
— Вы просто знали, что на младшем потоке учится внук Ким Ир Сена, или общались?
— В футбол с ним играли, отличный парень. Напился, по-моему, на выпускном. Не знаю, что с ним сейчас. На русском корейцы говорили хуже болгар или сербов, но в математике были супер. Незашоренные дети, мы дружили.
Часто менялись учителя. Их присылали на два года, могли продлить на третий, но не дольше. И класс тасовался в зависимости от командировок родителей.
— Школы в Польше и России отличались?
— Самым сильным был контраст между 10-м и 11-м классами. В Польше новички интегрировались, быстро становились своими. Приехал к нам парень с дефектом речи, фрик. И не то что не подвергался буллингу — его таскали на все дискотеки, с ним дружили. Уверен, все комплексы он там и преодолел.
Я вернулся в Москву и потратил несколько месяцев на то, чтобы почувствовать себя комфортно. Даже рядом со знакомыми. Отстраненность сохранялась до самого выпуска.

Русофобия в Польше, встреча со скинхедами, сходство русских и поляков

— Каким было общение с поляками?
— Хорошим. Мы ездили на загородную базу отдыха: девять деревянных домиков и два корпуса в Скубянке. Пост, будка, еще в советские времена туда приезжали нести службу польские милиционеры с собаками. Я в 5-6 лет подходил к ним, разговаривал на польском, хотя они и русский более-менее знали. Классно было.
Видел кадры, что там произошло, ужас: все раскурочено, как будто наводнение было.
— У поляков было к тебе пренебрежение?
— Говорить по-русски мы не боялись, да и сейчас это в Варшаве безопасно. Когда в последний раз был там, мало слышал польскую речь, зато много русскую.
Возникали бытовые конфликты: например, мы хотели сами поиграть в баскетбол и выгоняли поляков с поля. Они кричали что-то типа «курва». Но это не идеология: поляки приходили назавтра и играли с нами. У них есть страх перед Россией как перед большим организмом, политической структурой. Он не вчера возник, не позавчера. Это, конечно, используют политики, это может действовать на умы. Но в жизни не проявляется нигде. Чтобы к тебе с пренебрежением отнеслись в магазине — нет, никогда.
— Тебя же однажды чуть не побили как раз у магазина.
— Это из 90-х вспомнил специфический случай. Шли вечером, нас ждали три пьяных человека с бритыми головами — скинхеды при атрибутике. Потом оказалось, что это только атрибутика и была. Мы начали сразу прикидывать: если побежим, то успеем ли перелезть через наш забор? Там ведь проволока.
На нас наехали, что мы русские — хотя без политики. Что можно было предъявить нам, 15-16-летним? Просто стычка. Они искали то ли болгара, то ли югослава, который к девушкам приставал на дискотеке. Мы простояли с ними час, обсуждали тяжелую музыку, пока они держались на ногах.
В четырех из пяти случаев нас бы, конечно, побили.
— Если бы не знал польский, то точно.
— Мы все знали, да. Нас опознали как русских, но мы разговаривали на их языке, интересы были общие. Ребята извинились. У поляков контрастная культура: два гопаря, абсолютных быдлана, говорят «курва, курва, курва», а потом видят женщину с ребенком и тормозят.
Маленький город, деревня, район — там все по полной программе. Там к пропаганде, к стереотипам люди восприимчивы. Мне повезло жить в городе, в среднем классе, с нормальным отношением.
— Я задавал этот вопрос полякам на Евро, но там все были добрые (да и обеспеченные, раз позволили себе поездку в Питер). Спрошу тебя: за что поляки ненавидят русских?
— Я бы сказал, что поляки не ненавидят русских. Думаю, у поляков есть глубинный, а иногда и не глубинный страх перед Россией, большим соседом.
— С чего он начался?
— Для нас важный период — смута, а ты у поляков спроси, кто такие Минин и Пожарский, тебе не скажут. А вот разделы Польши — да. Плюс коммунистический опыт. До войны Россия вместе с другими европейскими державами делила Польшу, а тут как бы продолжила. Польша утратила государственность в том числе из-за России.
У поляков есть недоверие. Да, может, и ненависть. Но, мне кажется, такое есть у многих небольших стран.
Это можно либо год за годом всем вместе преодолевать, либо на этом играть. Второе проще. Когда-то я много общался с польскими журналистами, пресс-атташе, другими работниками посольства. Их просили составлять дайджесты о том, что в России писали про Польшу, — а проблема в том, что не писали ничего. Для Польши Россия — важнейшая тема, там прикидывают, как любые наши события отразятся на Польше, что там Россия задумала. А в России — только что-то из ряда вон выходящее, вроде авиакатастрофы или выборов. Польша интересовалась Россией гораздо больше, чем Россия Польшей.
— Кажется, что-то изменилось.
— Этот год изменил многое.
— Русофобия в Польше есть?
— Ненависть к русским как к нации? Никогда с этим не сталкивался. Может быть, это что-то дремлющее. В турбулентное время просыпается. Мне повезло пожить там в довольно спокойное. Я в Польше никогда не видел, чтобы ко мне плохо отнеслись потому, что я русский. Чаще встречал заинтересованность — например, на рубеже нулевых-десятых: «А правда, что у вас там шестисотые мерседесы ездят исключительно?»
Не знаю, как было бы сейчас: не был ни в Польше, ни вообще в Европе с 2019-го. Мне повезло, что я все-таки не жил там в самое турбулентное время — самое начало 90-х или вот сейчас. Сейчас я не знаю, как было бы. В Кракове живет бывшая коллега, преподает русский полякам и польский русским. Ее не обслужили в украинском салоне — правда, это единственный случай.
— Три года в начале 90-х в России — это было сурово? В том числе на контрасте с Польшей.
— Было тяжело. Это иллюзия, что дипломаты — отдельная каста. Да, ездят за границу, там другая зарплата, в валюте. Но кто знал, что это надо было откладывать? Плюс, когда нет командировок, уровень жизни несравнимо ниже.
В итоге мы остались без сбережений, какие-то вещи продавали. Стояли в огромных очередях. В очереди на квартиру папа стоял лет 20 — и получил только при Евгении Примакове в 98-м, в Филях. А до того жил у моей бабушки на Бауманской.
Перед вторым отъездом в Польшу мы купили «Сникерс» и «Марс», и это был праздник. Это было излишеством. В Польше все пошло совсем по-другому.
— В чем главная разница между нами и поляками?
— Говорят, сербы ближе всего к русским. Нифига. По юмору, характеру, по реакциям поляки нам ближе. Даже книги моего любимого польского писателя про «Ведьмака» прекрасно переведены на русский — это гораздо сложнее с другими языками.
У нас сильнее был рабоче-крестьянский субстрат, у них же как некий ориентир дольше сохранялась интеллигенция, аристократия. На это как на идеал пытались ориентироваться. Это влияет на поведение в быту, но в целом мы очень похожи. Русскому понять поляка — полчаса посидеть, а если еще выпьют, то быстрее. И пьем-то мы одинаково.
— Одинаково много?
— Да. И юмор понятный. У нас общая культурная база, опыт, как бы это ни ненавидели поляки. Многие поляки еще в последнее десятилетие учили русский язык. Интересовались русской культурой. В Кракове есть подвал, где на польском написано: «Бардовский бар. Высоцкий, Окуджава».
Сильных противоречий нет, ментально мы похожи. Поэтому для меня трагичны такие отношения между странами сейчас.
— Они уже не будут прежними?
— Надеюсь, будут. Думаю, культурное тяготение, которое иногда превращается в отталкивание, удастся продолжить. Советский опыт был длительным и травмирующим для всех нас, в Польше это помнят.
В 2010-м разбился самолет с Лехом Качиньским. Дальше были полгода лучших отношений между нашими государствами. Медведев приезжал на похороны, Туск — в Катынь, Путин его принимал. На канале «Культура» показывали фильм про Катынь. Мне казалось, что это движение навстречу, но на самом деле оно шло вспять.
— Польских комментаторов ты слушал?
— ЧМ-1994 — только с ними, да и весь футбол в 90-х тоже. В некотором смысле перенял ритмику польского комментария. У меня были кассеты с записями 70-х: Олимпиада, Польша — Венгрия, и до сих пор помню тот репортаж. Как комментатор делал паузы, как он эмоционально переходит, как децибел добавляет, как хрипотца появляется. Это во мне засело. Мне казалось, что так и должен комментатор звучать.
Вася Уткин писал, что в баре видел пиратскую трансляцию с польским комментарием — и сказал, что ему понравилось. Видишь, это к вопросу о нашем сходстве. Даже штампы похожи, слова-паразиты. Поляки тоже ищут синонимы. Меня раздражает, когда вместо «очков» говорят «баллы». Нахрена, я не понимаю? А поляки точно так же стали говорить вместо «пунктов» «очек».

Ссылка: 
https://sport24.ru/news/football/2023-01-13-kommentator-match-tv-stanislav-minin-intervyu-polsha-utkin-rozanov-dmitriy-guberniyev-chm-2022-yest-tema