Кто не знает, Георгий Валентинович Плеханов (1856-1918) - учитель Ленина в области марксизма и, в целом, революционного движения.

Георгий Валентинович Плеханов. Буржуа прежних времён (1893)

«Несчастье почти всех людей и народов проистекает от несовершенства их законов и от слишком неравномерного распределения богатств. В большинстве государств имеется только два класса граждан: один класс, нуждающийся в самом необходимом, и другой, задыхающийся от избытка. Первый класс может удовлетворять свои потребности только непосильным трудом. Труд есть физическое страдание для всех, а для некоторых – мучительная пытка. Второй класс утопает в роскоши, но изнывает зато от скуки. А скука почти столь же страшное зло, как и бедность. Поэтому большинство государств населено одними несчастными. Что нужно сделать для того, чтобы вернуть им счастье? Уменьшить богатство одних и увеличить богатство других; поставить неимущего в такое благоприятное положение, при котором он мог бы, работая семь или восемь часов, с избытком удовлетворять свои потребности и потребности своей семьи. Тогда он станет счастлив, по крайней мере настолько, насколько это для него возможно».
Так рассуждал свыше ста лет тому назад Гельвеций, который убежден был в том, что «если вообще труд рассматривается как зло, то происходит это потому, что в большинстве государств необходимые средства для существования добываются только непосильным трудом, потому, что представление о труде в силу этого всегда связывается с представлением о страдании». «Умеренный труд, - прибавляет он, - есть вообще самое счастливое использование времени, какое только мы можем сделать, если не удовлетворяем никаких других потребностей и не отдаёмся никаким другим чувственным наслаждениям, которые, без сомнения, при всей своей яркости наименее долговечны».
Бесспорно, что Гельвеций был убеждённым буржуа. Право собственности было для него «первым и самым священным из всех прав». Но буржуа времён Гельвеция не были похожи на современных буржуа. Буржуазия была тогда способна на благородные стремления. Борясь против духовенства и дворянства, против «власть имущих», против «вельмож» и «привилегированных», она боролась за дело всего человечества. Идеалом её просвещенных представителей отнюдь не было такое общество, в котором несколько тысяч капиталистов живут потом миллионов рабочих. Напротив, философы XVIII века мечтали об обществе, состоящем из неравных по богатству собственников, но в котором все независимы и каждый работает за свой счёт. Это была неосуществимая мечта. Она противоречила всем законам капиталистического производства.
Но пока философы лелеяли эту мечту, они не могли стать защитниками эксплуататоров. И очень часто они говорили последним довольно неприятные вещи.
Итак, уже Гельвеций понимал, что интересы предпринимателей противоречат интересам всей «нации» в целом. «В известном отношении ничто так не противоречит национальному интересу, - говорил он, - как наличие слишком большого количества людей, лишенных собственности. Между тем ничто не соответствует больше интересам купечества. Чем больше неимущих, тем ниже оно оплачивает их труд… А в торговой стране купечество часто является действительной силой». (Гельвеций хочет сказать – в стране с капиталистическим производством).
Другой философ революционной буржуазии, Гольбах, возмущался строем, при котором «целые нации должны работать, обливаться потом, орошать землю слезами для того только, чтобы питать прихоти, роскошь, фантазии, извращённые вкусы кучки безумцев, горстки бесполезных людей, которые не могут быть счастливы, ибо их расстроенное воображение не знает больше никаких пределов».
Гельвеций предвидел уже, каковы будут моральные последствия борьбы за существование, происходящей в буржуазном обществе.
Он говорил, что во всех странах, где «существует денежное обращение», возникает стремление обогащаться во что бы то ни стало. Но «страсть к обогащению не может распространяться на все классы граждан, не порождая в то же время у правящих классов склонности к воровству и к злоупотреблениям».
И тогда начинают с жадностью хвататься «за сооружение гаваней, за вооружение, за учреждение торговых компаний, за войны, предпринимаемые, как любят выражаться, ради чести нации, - словом, за всякий предлог к грабежу. В государстве сразу появляются все пороки, эти порождения алчности, заражают постепенно всех членов его и приводят в конце концов государство к гибели».
Так более века тому назад предсказаны были тунисские и панамские скандалы.
Обстоятельства сильно изменились со времен Гельвеция. В наши дни всякий уважающий себя буржуа считает своим священным долгом ополчаться против восьмичасового рабочего дня и всех других требований эксплуатируемых. Тогда как производительные силы современных обществ развиваются в неслыханных размерах, господа эксплуататоры и слышать не хотят о каком бы то ни было облегчении труда рабочих. И, в то время как благодаря «страсти к обогащению» развращенность буржуазии превосходит всё, что только может создать воображение её врагов, нас пытаются убедить, что буржуазный мир – наилучший из миров.
Попадёмся ли мы на удочку сикофантов буржуазии?
Рабочий день, о котором мечтал когда-то Гельвеций и которого требует в наше время рабочий класс всего мира, не сделает рабочего «счастливым, по крайней мере, настолько, насколько это для него возможно». Но он даст ему новое оружие в борьбе за его полное и окончательное освобождение.
Гельвеций не знал «лекарства» против «зла», которое он предвидел. Мы же знаем такое лекарство, и притом лекарство верное: это диктатура пролетариата как средство и социалистическая организация производства как цель.