Это очень наглядно показал человек, который в жизни был, как я понимаю, человеком довольно резким, что называется, с характером. Возможно, именно поэтому его удивила лёгкость и "эффективность" общения одной русской бабульки, о которой он и написал.
Этот человек — знаменитый писатель Владимир Осипович Богомолов (1924-2003 г.), автор повестей "Иван" и "Момент истины", офицер военной разведки и контрразведки в годы Великой Отечественной войны.
Коммуникативность, т.е. говоря по-русски, умение общаться, способность найти к любому человеку подход, сейчас — вполне правомерно — рассматривается психологами и педагогами, а также управленцами как одно из непременных условий "успешности" человека в жизни. Не буду спорить, это важно. С такими людьми — легко: и в труде, и на отдыхе. Для развития коммуникативности устраивают (за деньги) коммуникативные тренинги. А раньше люди могли это делать — сами по себе и бесплатно, учившись в процессе жизни. Вот о таком идеале и написал В. Богомолов рассказ. Ну, а как этому научить и научиться, подумайте, поразмышляйте.
 

Владмир Осипович Богомолов.
Кругом люди (1963 г.)
 

Она дремлет в электричке, лежа на лавке и подложив руку под голову. Одета бедно, в порыжелое кургузое пальтишко и теплые не по сезону коты; на голове — серый обтерханный платок.
Неожиданно подхватывается: "Это еще не Рамень?" — садится и, увидев, что за окном — дождь, огорченно, с сердитой озабоченностью восклицает:
— Вот враг!.. Ну надо же! — Грибной дождик — чем он вам помешал?
Она смотрит недоуменно и, сообразив, что перед ней — горожане, поясняет:
— Для хлебов он теперь не нужон. Совсем не нужон. — И с мягкой укоризной, весело: — Чай, хлебом кормимся-то, а не грибами!.. Невысокая, загорелая, морщинистая. Старенькая-старенькая — лет восьмидесяти, но еще довольно живая. И руки заскорузлые, крепкие. Во рту спереди торчат два желтых зуба, тонкие и длинные.
Поправляет платок и, приветливо улыбаясь, охотно разговаривает и рассказывает о себе.
Сама из-под Иркутска. Сын погиб, а дочь умерла, и родных — никого. Ездила в Москву насчет "пензии", причем, как выясняется, и туда и обратно — без билета.
И ни багажа, ни хотя бы крохотного узелка...
— Как же так, без билета? И не ссадили?.. — удивляются вокруг. — А контроль?.. Контроль-то был?
— Два раза приходил. А что контроль?.. — слабо улыбается она. — Контроль тоже ведь люди. Кругом люди!.. — убежденно и радостно сообщает она и, словно оправдываясь, добавляет: — Я ведь не так, я по делу...
В этом ее "Кругом люди!" столько веры в человека и оптимизма, что всем становится как-то лучше, светлее...
Проехать без билета и без денег половину России, более пяти тысяч километров, и точно так же возвращаться — уму непостижимо. Но ей верят. Есть в ней что-то очень хорошее, душевное, мудрое; лицо, глаза и улыбка так и светятся приветливостью, и столь чистосердечна — вся наружу, — ей просто нельзя не верить.
Кто-то из пассажиров угостил ее пирожком, она взяла, с достоинством поблагодарив, и охотно сосет и жамкает, легонько жамкает своими двумя зубами.
Меж тем за окном после дождя проглянуло солнышко и сверкает ослепительно миллионами росинок на траве, на листьях и на крышах.
И, оставив пирожок, она, радостная, сияющая, щуря блеклые старческие глаза, смотрит как завороженная в окно и восторженно произносит:
— Батюшки, красота-то какая!.. Нет, вы поглядите...