В этом году было много грибов, и пристрастился ходить в лес по грибы. Всякий раз, когда ты входишь в новое географическое пространство, тебя ждут открытия. Если ты, конечно, сам их ждёшь.
Однажды, войдя в лес, я услышал возню на высокой и старое ели. Недовольное карканье. Мощное хлопанье взлетевшей у самой верхушки большой чёрной птицы. Это ворон. Настоящий ворон, не чета тем воронам и сорокам, которые мельтешат над подворьями, чтобы умыкнуть у забывчивой хозяйки оставленные на лавке без пригляда продукты или что-нибудь поценнее, например, блестящий железный ключ от сарая. Ворон вёл себя как рассерженный хозяин. Он дал понять пришельцу, что недоволен, однако, не стал вступать в полемику и солидно удалился. Сделал одолжение. Я его запомнил.
И только придя домой и рассказав о необычном вороне, я узнал, что уже давно местные жителя знают об этом… Вороне. Напишу его с большой буквы, потому что он — один. Он в здешнем лесу — хозяин. И помнят его и знают многие. Ещё родители о нём рассказали. Сколько лет, сказать никто не знает. Может — сто, а, может, и все двести, а то и триста. Кто их считал — его года?
А сам он видел, да не расскажет, как жила тут деревня век-два назад, как тут появились гончары и живописцы, как задымили первые заводики, обжигая глину для гжельских узоров, которые дадут местным людям материальное процветание и независимость и вместе с ними — любовь, предания и сказки, стихи и песни, посвящённые родной Гжели. Он видел труд косцов в знойные летние дни и стада коров, собиравшиеся за пастухом на заре. Видел многолюдные сельские праздники и уединившехся подружек, гадавших на ромашке о суженом. Видел жестокие кулачные бои между деревнями и богатую Покровскую ярмарку в селе Карпово. Летал над погостом, не понимая краткости человеческого бытия, и равнодушно взирал на радости человеческих детёнышей, плескавшихся в Сеченке.
Всё это были лишь зыбким фоном для его долгой и многозначительной жизни...
Мне кажется, такие истории очень интересны детям. Согласитесь, это немаловажно в перенасыщенном информацией мире. Радикалы от образования (не могу сказать "от педагогики", в которой они, мягко говоря, немного смыслят) предвидят "отмирание школы", исчезновение профессии учителя и прочие, и прочие ужасы. Но если мы хотим сохранять процесс образования живым и человечным (а по-другому ему быть антиисторично и антисоциально), нам нужен учитель, способный придумывать истории из жизни - истории, которые опираются на культуру, в том числе культуру малой Родины.